Когда началась война - Герте было 16 лет. В войну и блокаду у неё погибли и отец, и мать, и все братья и сёстры, и почти все близкие родственники. Они почти все жили в этой квартире. И в живых осталась одна Герта.
В блокаду она с другими девочками тушила фашистские зажигательные бомбы на крышах и чердаках. Дежурила в госпиталях при раненых, больных и обмороженных, и умирающих от дистрофии. Разбирала завалы разбомблённых домов и вытаскивала из-под обломков убитых и раненых. Выполняла самые разные комсомольские поручения. Навещала больных и ослабевших товарищей. И при этом продолжала учиться.
Герта и в войну, во время этой страшной блокады Ленинграда, спасала от гибели книги. Человек умер от голода и холода - а книг у него осталось так много, и такие редкие и ценные, каких нигде больше нет! Даже очень таинственные книги были, Герта про них рассказывала. И человек их не сжёг! И даже на хлеб не поменял! А сам умер от голода и холода.
И Герта складывала эти ценные книги на саночки - и везла в какую-нибудь большую библиотеку, где ещё не все умерли...
Герта на их ленинградской даче зимой часто смотрит на огонь в печке, задумчиво так, и про войну рассказывает, и про блокаду, и сколько разных книг сгорело, и людей умерло. И говорит, что даже если будет совсем помирать от холода, то ни одной книги не сожжёт. Даже самой глупой. Потому что глупых книг не бывает. Бывают только глупые люди.
А глупую книгу (ну, так, чтобы совсем глупую) написать невозможно. Потому что сами буквы - умные! И каждая буква - умная по-своему. Они - как пляшущие человечки! И как бы с тобой разговаривают, знаками своими. Особенно, если их пишут рукой - а не механической машиной какой-нибудь печатают. Но Герте приходится всё время, день и ночь, стучать на машинке, потому что так быстрее. И по работе нужно.
А бывают ещё иероглифы, как у китайцев, или у древних египтян. Так они - ещё умнее! И все буквы и иероглифы всегда учат человека какому-нибудь особому умственному состоянию. Даже запах такой от них со страниц у книг исходит - что человек становится умнее. И он начинает над чем-нибудь задумываться. И его умственное состояние улучшается и усиливается. Особенно, если он думает не так, как все, а как он сам, даже если другие так не думают. И сомневаются в его психике. Так, что он и сам может засомневаться.
Но даже если человек думает, что он дурак, то, вот, возьмёт,раскроет какую-нибудь книгу - и поймёт, что ещё нет.
...
Но мы говорили о Герте. О ней стоило рассказать в первую очередь, даже раньше, чем об отце Анфисы, потому что именно она и её предки были хозяевами этой старинной исторической квартиры в самом историческом центре Ленинграда - аж с самого 18-го века.
И те предки - как выяснила с немалым трудом Герта - были какими-то очень высокоградусными масонами и членами нескольких самых тайных масонских лож, и хотели сделать Санкт-Петербург мировой масонской столицей, а потом и просто - Столицей Мира.
Масоны для того и Петербург построили - чтобы сделать его Столицей Мира и сразу всех государств. Поэтому он и есть - Город Священного Камня. Потому и революция в нём произошла для этого.
Герта была на редкость умная, образованная и добрая женщина, и относилась к Анфисе чутко, внимательно, с заботой, и очень по-дружески. Но именно - по-дружески, и даже по-товарищески, как к соратнице по общему делу и общей борьбе, но - не совсем по-матерински.
И почему у них с отцом не было детей - Анфиса этого долго не понимала. Потому что Анфисе всё время казалось, что Герта этого очень хотела. Да и отец тоже. Правда, они оба очень часто болели. Это ещё от войны. А отец ещё - и от разных секретных атомных и прочих испытаний. Но об этом слишком говорить не полагалось.
Отец
Об отце Анфисы, конечно, надо рассказать особо, и сверх-особо.
Отец у Анфисы тоже был коренной ленинградец. Даже, как он говорил, «самый что ни на есть коренной петербуржец». Потому что, хотя он и был непосредственно по отцу и матери самого рабоче-крестьянского происхождения - но нашёл, по наводке Герты, в каких-то архивах бумаги, где говорилось и выяснялось, что его предок - был бунтовщик-каторжник, которого царь Пётр заставил в цепях и кандалах строить Петербург.
И он был даже, оказывается, не просто какой-то, там, обычный мужик-бунтовщик - а настоящий предводитель восставших крестьян и другого простого народа! Из какого-то тайного общества староверов и ещё разных тайных народных богоискателей и правдоискателей. И выжил на каторге чудом, потому что был очень сильный и крепкий, и телом, и духом. И они все, кто был за Правду, помогали друг другу даже в цепях и кандалах. А весь Петербург стоит на костях.