— Он придворный маг и заседал в Совете очень долгое время. Никто не знает о Лу столько, сколько Даарон, но мы не можем ему сейчас помочь, слишком многое поставлено на кон.
— Настолько многое, что дружба становится неважна?
Дрон швырнул свой плащ на кровать и повернулся ко мне с таким яростным выражением лица, что я невольно вспомнила его прежний змеиный облик.
— А он думал о дружбе, когда пытался увести тебя в день свадьбы?
— Он пытался меня спасти, — произнесла я, стараясь говорить как можно более успокаивающе, — хотел защитить.
— От собственного мужа? — заорал дракон, сжимая и разжимая кулаки.
— От монстра, — прошептала я, на всякий случай пятясь к двери. — Но теперь ты не причинишь мне вреда, пора бы простить Даарона и помочь ему.
— Ради тебя?
— Дрон, — простонала я, понимая, к чему он ведет разговор.
Неужели до сих пор ревнует?
— Прости, Анфиса, давай отложим эту тему на потом. Просто поверь мне, что я постараюсь сделать для своего друга все возможное.
— Если, конечно, не будет слишком поздно! — произнесла я в запале, понимая, что последняя фраза явно была лишней. Наверное, поэтому, вместо романтической прогулки по улицам города, у нас с Дроном получилась совместная пытка с полным игнорированием друг друга.
Да уж, — думала я, еле поспевая за широкими шагами мужа, — если так пойдет и дальше, то к ночи Дрон сам не захочет слышать о моей любви, а просто отправит во дворец к императору с запиской: «Возврату не подлежит».
Заснеженный парк голых деревьев снова навевал мысли о сказочных лесах, но отнюдь не темных и дремучих. Солнечные лучи позолотили все вокруг, играя сотнями искр на тропинках, скамейках и серебристом мхе, укутывающем стволы и ветви каждого дерева. Сугробы, словно мягкие лапы огромного чудища, уснувшего глубоким сном, охватывали все ограды и невысокие уступы, а в самом центре парка сверкало круглое озеро с таким гладким льдом, что его хотелось лизнуть языком, настолько невероятно ровной и блестящей была поверхность. Невдалеке стояла деревянная одноэтажная постройка из тесаных бревен с покатой черепичной крышей, отличавшаяся от городских домов огромной верандой с лавочками и широким деревянным крыльцом, вокруг которого висели крючки с цветными номерками.
— Это прокат спортивного снаряжения, но сейчас он закрыт по собственному приказанию императору.
— Как жаль, — протянула я, — а когда откроется?
Дрон посмотрел на меня такими глазами, будто я несмышленый ребенок, требующий у него луну с неба.
— Наверное, когда мой отец расправится с инакомыслящими.
— А когда он это сделает? — снова задала я дракону глупый по его мнению вопрос.
— Надеюсь, никогда, — произнес он немного удивленно и снова посмотрел на меня.
— Ничего, — пожала я плечами на немой вопрос в его взгляде. — Просто хочу лучше узнать своего мужа.
— Получается? — усмехнулся Дрон.
— Немного, — вздохнула я, натягивая капюшон плаща на лоб и стараясь не приближаться к озеру, так соблазнительно оно выглядело. Но кататься тут явно не стоит, иначе мы привлечем к себе лишнее внимание.
Огляделась по сторонам, выискивая за деревьями присутствие соглядатаев, но не увидела абсолютно никого, ни единого дракона.
— Знаешь, пойдем отсюда. Мне становится жутко от одной только мысли, что нас могут увидеть те драконы, которые желают тебе зла. Я бы не хотела, чтобы ты пострадал, тем более теперь, когда твои способности превращаться в огнедышащего монстра исчезли.
— Передохни, — прервал мою быструю речь Дрон, притягивая к себе и нежно целуя. — Никто не узнает меня теперь, даже родной отец, потому что я сам не узнал
дракона, которого увидел в зеркале после эмм, — Дрон смущенно замолчал, а
потом снова нашел мои губы, горячо дыша на них и шутливо прикусывая. Его поцелуи не были глубокими, он не сминал мой рот в страстном жаждущем поцелуи, но эти его щекотания языком и легкие покусывания доводили меня до полного исступления, так сильно было желание продолжить игру и посмотреть, чем она закончиться.
— Я еще не показал тебе жилые районы бедняков — это нечто, поверь, Анфиса, тебе понравится.
— Вряд ли, — вспомнила я свою нелюбовь к существованию от зарплаты до зарплаты, — прости, Дрон, но прозябание в нищете не мой конек.
— О! Моя девочка любит роскошь?
— Твоей девочке больно видеть, когда кто-то страдает, а она ничем не может помочь, потому что сама научилась только….
Я хотела сказать «трахаться», но это было настолько грубое и вульгарное слово, оно так не подходило к настоящему моменту, что само собой вырвалось: