А то, что они со Стальным ввяжутся, Энви почти не сомневался: в конце концов, что алхимик, что гомункул часто влипали в неприятности там, где влипнуть, казалось бы, почти невозможно.
***
Они тряслись в поезде не один день.
Равномерный перестук колёс поезда не убаюкивал, но успокаивал. В купе уютно горели лампы, а к окнам липла то ночная мгла, в которой угадывались очертания перелесков, постепенно переходивших в степи, то обжигающий дневной свет. У Энви в голове было пусто, как на этих немногочисленных пустырях. Раньше он редко пользовался поездом: ему в принципе не был приятен запах машин, а если можешь принять практически любой облик, костыли в виде транспорта ни к чему.
Энви было ужасно скучно, что не скажешь о Стальном: мальчишка чуть ли не всю дорогу проспал, пользуясь случаем, а гомункулу только и оставалось, что пялиться в окно, потому что делать больше нечего. Даже в карты не поиграешь: алхимик спит, а подсаживаться к кому-то ещё и заводить знакомство не было никакого желания.
Бесконечный, уже в ушах отдающийся, перестук колёс наконец-то сменил городской шум, и с железного корабля они ступили на твёрдую землю.
Крета встретила их выбеленными солнцем домишками, вычурными наружными лестницами, пыльными улицами, местными фруктами и прочими экзотическими штучками. Энви ни разу здесь не был, Кретой занимались Ласт с Бредли, и у него глаза разбегались — столько здесь было всего интересного, одни только статуи чего стоили! В Централе таких мифических тварей не увидишь, даже самого захудалого дракона нет, а тут – раздолье местного фольклора.
Правда, хватило его любопытства только до полудня. Натянув капюшон до самого носа, он мучился от вездесущего жара: горячий сухой ветер задувал под полы светлого плаща, и Энви казалось, что он сейчас прямо на месте расплавится.
– Хочу в Централ, плевать на Мустанга, – с несчастным видом пробормотал Энви.
– Да ладно, тут уже гостиница недалеко.
– Не хочу гостиницу, хочу фонтан…
– Чтобы потом сгореть до волдырей?
При слове «сгореть» Энви сразу же вспомнил бой с Огненным, и гомункула прошиб холодный пот.
– Умеешь ты успокоить, Стальной, – поддел его гомункул.
Эдвард вдруг ускорил шаг, почти перешёл на бег. На окликнувшего его Энви не обернулся, только рукой махнул – мол, за мной. Недовольно бухтя, гомункул тоже зашагал стремительнее. Нагнал он Стального у высокого здания в несколько этажей. Оно было таким широким, что походило на блин, даже цвет подходящий, жёлто-рыжий. Гостиница. Понятно теперь, чего Эдвард так спешил: ему тоже наверняка осточертело бродить под солнцем, а Энви-то подумал сначала, что ему голову напекло.
Внутри их встретила долгожданная прохлада: толстые стены поглощали большую часть тепла, и здесь всяко было лучше, чем на улице. Энви развалился на диване, стоявшем напротив вахты, смерил взглядом девицу, с которой Стальной договаривался насчёт номера. Вид этой девицы вызывал неприязнь, а она это, похоже, чувствовала – косилась на него со странным выражением. Энви терялся в догадках. Нет, большинство людей ему в принципе были неприятны, но эта особа вызывала какое-то странное, колющее чувство. Они не могли пересекаться ранее, и сделать она лично гомункулу, конечно, ещё ничего не успела, да и что она могла натворить такого страшного? Задумавшись, Энви принялся копаться в своей памяти. За последние лет пятьдесят он точно не общался ни с кем похожим, а ей от силы тридцать.
– Подъём, – скомандовал алхимик. Гомункул нехотя поднялся с удобного дивана и поплёлся наверх следом за Стальным.
Странное впечатление от этой девчонки не давало покоя, кололо, как заноза в пальце. Его смятение не ушло от внимания Эдварда: как только поднялись в номер, сразу же спросил, в чём дело.
– Не твои проблемы, – нервно огрызнулся Энви, окидывая взглядом временное жилище. Просторное и светлое, со странным колючим растением на широком подоконнике.
– Уже успел нажить себе нового врага? – сердито поинтересовался алхимик.
Он угрюмо промолчал.
– А эту девушку ты зачем пугал? – допытывался Стальной, расстёгивая чемодан. – Смотрел на неё так, как будто сейчас задушишь.
Энви хотел отмолчаться, да только как тут отмолчишься, если мальчишка такой настойчивый, что мёртвого своими расспросами достанет?
– Она меня раздражала.
Кажется, такой ответ Стального удовлетворил: ему ли не знать, как гомункул относится к людям. Разобравшись с вещами, которых в чемодане было совсем немного, он уселся на кровать, спиной к Энви, достал из кармана маленькую записную книжку, карандаш и принялся что-то в ней строчить с ужасно сосредоточенным видом. Гомункул отошёл от стола с кучей выдвижных ящиков и, приблизившись, заглянул через плечо алхимика.
– Вот это у тебя почерк, – разочарованно, с толикой обиды протянул Энви. – Ни черта не разобрать.
Алхимик резко захлопнул свою книжицу.
– Вот и не подглядывай. Глаза сломаешь.
– Так боишься, как будто я там что-то важное найду, – презрительно фыркнул гомункул. – Ладно бы ещё личные воспоминания… Или там есть что-то поинтереснее обычных алхимических записей?
Гомункул потянулся к затянутой в коричневую кожу книжонке и тут же получил по пальцам – не сильно, но ощутимо. Тогда он решил поступить по-другому: зашёл сбоку и сел рядом, горящими от любопытства глазами разглядывая невзрачную с виду вещь.
– Дай посмотреть.
– Отстань.
Энви скорчил расстроенную гримасу. Отбирать у талантливого алхимика то, что сам он показывать не желает – весело, но рискованно. Стальной уже давно не пользовался алхимией, но что если гомункул его спровоцирует?
– Не люблю, когда в мои вещи кто-то лезет.
– А сам лезешь в чужие жизни, – не удержался Энви и по-совиному наклонил голову. – Не по-равноценному как-то.
Алхимик глянул на него косо и недобро.
– Странно это слышать от того, чьё ядро – философский камень… Всё, Энви, давай не будем друг друга провоцировать, — устало попросил он. – Нам ещё Костяного искать.
– Хочешь сказать, я тебе только для дела нужен? – хищно сощурился гомункул.
Энви подскочил как ужаленный и набрал уже воздуха, чтобы всё высказать этому поганцу, когда алхимик неожиданно возразил:
– Я не считаю тебя живым оружием.
– А кем тогда? – быстро спросил гомункул.
– Наверное, человеком.
– Так и знал, что ты это скажешь, – он выдавил из себя улыбку и протянул руку: – Мир?
Ничего не подозревающий алхимик коснулся его ладони…
Комната вдруг перевернулась вверх тормашками, а Энви ткнулся лопатками в пол.
– Мир, – как ни в чём ни бывало согласился стальной паршивец.
– Был бы я в форме, я бы тебе врезал, – насупился Энви.
– Знаю. Не хочешь пойти перекусить?
– Хочу, конечно!
Они спустились в ресторан на первом этаже и заняли место на террасе, под раскидистыми пальмами. Пока Энви наслаждался холодным-холодным молочным коктейлем с клубничным вкусом, Эдвард зря времени не терял: он расспрашивал о Костяном. Мол, приехал отдыхать и узнал, что здесь живёт его коллега, хотелось бы повидаться. Как выяснилось, Костяного здесь знали, он и заходил к ним довольно часто, а вот в последнее время запропал куда-то. Кто знает, уехал или просто наскучило приходить в одно и то же место.
– И что это дало? – хмыкнул гомункул, отставив в сторону опустевший стакан. – Что он пропал, мы и раньше знали.
– Для начала, было бы неплохо найти его дом. Кто-то же должен знать, где он жил… – Эдвард окинул его странным взглядом, от которого гомункулу стало не по себе. – Энви, если мы разделимся, ты не натворишь глупостей?
– Если только эти глупости не будут слишком приставать.