Дверь заскрежетала, нехотя открываясь, и гомункул нервно вскинул голову, вглядываясь в полумрак. Костяной был здесь совсем недавно, значит… Безумная мысль прервала череду обрывков бессвязных воспоминаний, оживляя потерявшего надежду гомункула.
– Эдвард, ты приш… – неподдельная радость, озарившая осунувшееся скуластое лицо, погасла, как огонёк потушенной свечи, сменившись разочарованием и досадой. – Опять ты?
– Пожалуй, достаточно… – Костяной сказал в сторону, а он всё равно услышал и враз насторожился. – Мне понадобится твоя помощь.
Очередная издёвка – теперь на тему мнимого спасителя. Костяной мог прийти сюда либо для того, чтобы внушить ему надежду на краткое время, а затем её разрушить, либо… Освободить наконец?
– Да пошёл ты… – Энви плюнул бы ему в лицо, жаль только нечем было.
– Ты согласишься сотрудничать, – как будто не слыша, продолжал алхимик. – Когда они все соберутся посмотреть на рождение нового гомункула, от тебя потребуется только не выпускать их. С остальным я разберусь.
– С какой стати мне тебе помогать? – он устало усмехнулся, жалея, что не может дотянуться до этого гада.
– А у тебя есть выбор? – чуть поднял брови Костяной. В свете переносного фонаря его лицо напоминало гипсовую маску. – Хорошо. Я подожду, пока ты всё осмыслишь.
Он направился к двери.
– Стой! – в сиплом крике пробивалось отчаяние. Алхимик остановился и, обернувшись через плечо, устремил на него вопрошаюший взгляд. – Я… Я согласен.
Губы Костяного тронула лёгкая, почти незаметная усмешка.
– Вот и хорошо.
Он приблизился, плавным жестом соединил ладони с нарисованными на них кругами. Энви напряжённо следил за каждым его движением, покусывая губы в нервном возбуждении. Костяной несколько раз коснулся оков: сначала освободил ноги, а затем пошёл вверх, с поразительной точностью и аккуратностью разрывая впившиеся в кожу цепи. Как только последняя из них со звяканьем упала на пол, сделавший первый за долгое время шаг гомункул едва не растянулся рядом с цепями – благо рядом оказался Костяной, в которого он и вцепился. Все мышцы как задеревенели, и Энви стоило больших усилий даже просто устоять на ногах.
– Не торопись, у тебя всё затекло, пока ты висел. Ещё и мышцы ослабели.
«Кровообращение восстанавливается», – столько времени прошло, а Энви до сих пор помнил, как опустошённо и жутко звучал голос совсем другого алхимика. Оттолкнувшись от Костяного, он упёрся спиной в стену – совсем как тогда.
– Сколько я здесь пробыл?
– Около недели.
– Так… так мало… Я думал, месяц или два…
Его бормотание прервал треск алхимической реакции: пока он заново учился твёрдо стоять на ногах, Костяной успел соорудить из цепей и кандалов трость.
– Это ещё зачем? – недовольно поморщился Энви. Костяной считает, что он настолько слаб и нуждается в подобных костылях? Сейчас он покажет, насколько глубоко этот алхимишка заблуждается!
– Не горячись, это для видимости. Кадди должен думать, что ты сейчас ни на что не способен, – Кестер пошарил по карманам, достал что-то продолговатое. – Он маленький, но чтобы стабилизировать твоё состояние, думаю, хватит.
Он вылил содержимое колбы на ладони. Казалось, на них собрался большой сгусток крови, хотя по форме напоминал большую каплю ртути. Незавершённая красная тинктура, которая годится для лечения или простеньких фокусов наряду с теми, какие в своё время показывал Корнелло. Для осуществления давно лелеемой мечты полуфабриката было недостаточно, а гомункул всё равно рванулся к алхимику с протянутыми вперёд руками и жадным блеском в глазах.
Оставшиеся цепи поднялись из пыли и крепко обвили гомункула, не давая сдвинуться с места. Опомнившись, Энви в смятении взглянул на Костяного: не передумает ли? На бледном лице алхимика не дрогнул ни один мускул: то ли предполагал подобное, то ли Ишвар его настолько закалил. Кестер выглядел подозрительно довольным. Не успел Энви толком это обдумать, как на него волной накатило, заставляя забыть обо всём, почти забытое ощущение: сила вливалась в него, гнала быстрее кровь по венам, приятно щекотала кожу, вызывала дрожь наслаждения. Он чувствовал себя свежим и отдохнувшим, будто и не было заточения, и смеялся от радости.
– Кестер, ты чёртов гений! – восторженно выкрикнул Энви, даже не чувствуя, что его до сих пор сковывают спаянные алхимией цепи.
– Рад за тебя, но тебе лучше угомониться, – охладил его пыл Костяной.
– Ага, – гомункул хотел встать, но почувствовал ледяное натяжение цепей и недовольно попросил: – Может, снимешь их с меня? Я тебя не трону, честно.
Костяной долго смотрел на него, прежде чем выполнить просьбу. Пронизывающий, видящий насквозь взгляд вернул Энви на землю.
– Так куда мы теперь пойдём? – прокручивая в руках трость, спросил гомункул.
– В мою скромную келью, – уловив иронию, Энви насмешливо оскалился.
Петляя по коридорам следом за Кестером, он то и дело ненадолго выходил из образа – то выражение лица слишком оживлённое для только что освобождённого от цепей, то походка быстрая и вприпрыжку. Его переполняло нетерпение, которое трудно было держать в узде, но Энви быстро спохватывался и снова играл заморенного, уставшего от всего гомункула, а внутри бушевала сила, и казалось, что сейчас он способен на что угодно.
***
– Прошу, – Кестер повёл рукой в сторону заставленного блюдами стола.
Энви с жадностью набросился на расставленную на алой скатерти еду. Пока он был в заточении, ему давали только хлеб с водой, причём ровно столько, чтобы не помер с голоду. Оглушённый болью и навалившимся одиночеством, гомункул не особо страдал от нехватки пищи, но стоило Энви немного прийти в себя, как сразу очень захотелось есть.
– Объясни нормально, что за хрень творится? – высасывая из кости мозг, потребовал Энви. – Зачем надо было устраивать этот спектакль и пытать меня, если тебе не нужно, чтобы у Кадди были свои гомункулы?
На его бледном – под стать прозвищу – лице опять появилась усмешка. Его манера уходить от вопросов подобным образом уже начинала раздражать.
– Что ты двойной агент, я понял. Но всё равно не врубаюсь в суть.
Костяной едва слышно вздохнул. Похоже, объяснять он не любил.
– Хотел понять, сколько ты сможешь выдержать. Честно говоря, ты даже превзошёл мои ожидания.
– Ненормальный… — оторопело протянул Энви, выронив кость. Он ещё понял бы, твори это Костяной ради получения удовольствия, но чтоб так… – Ладно, тогда… Проясни ещё вот что: зачем тебе я, если ты сам можешь справиться с этим сбродом?
– Я хочу попробовать создать философский камень. А для этого они должны быть в круге.
Энви подумал, что не так понял, но, переспросив, убедился в обратном. Некоторое время он в замешательстве смотрел на Костяного, осмысливая услышанное. Алхимик с невозмутимым видом попивал вино, внимательно глядя на него из-под полуопущенных век. Непохоже было, что он шутил.
– Большой он, этот круг? – с вымученной непринуждённостью поинтересовался гомункул.
– В пределах зала.
– Неплохо… А зачем тебе философский камень?
«Я не отдам его тебе. Этот камень должен стать моим!»
– Мне он не нужен, – словно прочитав его мысли, ответил Кестер. – Если получится его создать – отдам тебе.
Маска делового спокойствия слетела, обнажая крайнее изумление: алхимику – и даром не нужен могущественный артефакт, помогающий обходить Закон равноценного обмена? Да кто в это поверит?! Артефактами такого порядка не разбрасываются – это же всё равно что миллион отдать случайному прохожему.
– С чего такая щедрость?
– Камень станет для меня большим искушением, если останется при мне.