Энви метался за пределами круга выпущенным из клетки зверем, всаживая каменные шипы в движущиеся мишени, снося им головы лезвием, которое легко выходило с другого конца трости, и безудержно смеялся – этот демонический хохот отлетал от стен искажённым эхом, отчего казалось, будто гомункулов здесь несколько. Он не мог сказать, что за чувство им овладело – оно не являлось злорадством или удовлетворением, но несло с собой пьянящую лёгкость.
Энви танцующей походкой приблизился к скорчившейся на полу фигуре в грязно-багровом от крови плаще и с перекошенным лицом занёс над ним меч. Человек с шипом в животе слабо пошевелился, с усилием повернулся и умудрился приподняться на дрожащих окровавленных руках. Он что-то сипел, но слов гомункул не разобрал и наклонился к нему: любопытно же, какими будут последние слова этого… Замерев на миг, Энви сильно побледнел и отшатнулся, потрясённо глядя на то, как мальчишка с тускло-золотистыми волосами заваливается набок. Меч-трость выскользнул из руки и громко лязгнул о заляпанный алыми кляксами пол.
– Зачем… Зачем ты сюда припёрся, если мог спокойно свалить?! Тебе же ничего не мешало! – Энви кричал с надрывом, близким к истерике, почти не осознавая, что именно говорит. Он задыхался от чего-то раскалённого и колкого в груди, и холод подземелья никак не помогал.
– Что такое? – повернул к нему голову Костяной и сам немного изменился в лице. – Ты был прав, такой ситуации я не учёл… – растерянно сказал Кестер, рассматривая что-то в своей руке. – Досадно. Он был талантливым мальчишкой, судя по слухам. Придётся послать в Централ кого-нибудь из своих.
Энви развернулся к нему и затаил дыхание, не в силах отвести взгляда от влажно поблескивавшего в руке Костяного камня – уже не полуфабриката, а настоящего, философского. Сглотнув, гомункул сделал маленький шаг вперёд, проверяя, как отреагирует алхимик.
– У тебя получилось? – пожирая камень взглядом, прошептал Энви.
– Как видишь, вполне.
– Дай, – он ещё немного продвинулся вперёд, с трудом удерживаясь от того, чтобы не отобрать это чудо силой.
– Лови, – Костяной несильно размахнулся, и камень прилетел ему прямо в руки. – Только не используй мою жизнь, когда снова сможешь поглощать, ладно? Не хотелось бы тебя убивать.
Энви уже не слушал: он нежно поглаживал гладкие грани, за которыми бились чужие души, и не верил своему счастью. Идя сюда, он не верил, что Костяному хватит умения воссоздать красную тинктуру, уже морально был готов к неудаче и возможной схватке с алхимиком, но ему всё удалось. Гомункул медлил, оттягивал мгновение, которого так долго ждал, обостряя предвкушение, любовался философским камнем и не мог насмотреться.
Позади раздался тихий хрип. Сжав свой подарок крепче, гомункул перевёл взгляд на посмевшего его отвлечь человека, удивляясь, что кто-то ещё мог избежать участи стать частью легендарной красной тинктуры.
Энви вцепился в камень с такой силой, что поранил пальцы острыми выступами.
– Он что, ещё жив? – гомункул в растерянности смотрел на Стального.
– Похоже, – удивлённо подтвердил Костяной. – Но ненадолго.
– Ты можешь ему помочь. Ты же знаком с восточной алхимией!
– Нет, – мельком глянув на Стального, констатировал он. – У него смертельная рана.
– Но камень!.. – Энви замялся, осознав, что говорит.
– Ты отдашь его мне? – поднял брови Костяной.
Энви в замешательстве переводил взгляд с философского камня на распластавшегося на полу алхимика и обратно и не мог даже сдвинуться с места – ноги будто приросли к полу. Теоретически, камня могло хватить и на помощь Стальному, и на осуществление желания гомункула, но риск оставался. Что если камня не хватит, и он полностью исчерпает себя ещё до того, как стать частью Энви?
Лёгкий шорох – это Костяной прошёл вперёд.
– Поразительно. Я думал, ты добьёшь его сразу, чтобы не мучился.
– Подожди.
Алхимик послушно замер, внимательно наблюдая за ним из-за полуопущенных век. Подбираясь к Эдварду, гомункул не сводил взгляда с Кестера: вдруг что-нибудь выкинет? От такого человека всего можно ожидать. Впрочем, Костяной лишь смотрел, как гомункул в нерешительности то протягивает руку к Стальному, то снова отдёргивает.
– Прости за нескромный вопрос, но… У тебя рука не поднимается?
– Заткнулся, – рыкнул в его сторону гомункул. Возможно, потом Кестер припомнит ему эту грубость, но сейчас он правда мешал, и мириться с этим Энви не собирался. – Элрик, я не знаю, что мне делать, — вырвалось у него.
Энви не понимал, что происходит: он привык смотреть на умирающих людей, на растерзанные тела, а сейчас почему-то не мог просто подняться и уйти. Он получил, чего так сильно желал, и всё равно…
Рядом снова возник Костяной, держа руки наготове – вот-вот начнёт преобразование.
– Отойди! – быстро обернувшись, рявкнул гомункул.
– Не злись так, – опять эта раздражающая усмешка! – Я всего лишь хотел помочь. Мальчик-то на последнем издыхании уже.
– Знаю, – уже не так зло огрызнулся Энви, больше не глядя на Кестера. – Чёрт возьми, Элрик. Кто бы мог подумать…
Пачкая руки в своей и чужой крови, гомункул обеими руками схватился за скользкий шип и потянул на себя. Стальной наверняка извивался бы змеёй от боли, но у него хватило сил только на слабое подёргивание; когда шип размером с руку удалось вытащить примерно наполовину, он подкатил глаза и совсем затих. Гомункул надеялся, что не навсегда.
– Видели бы они, чем я сейчас занимаюсь, – качнув головой, тихо произнёс Энви.
– Не перестаёшь удивлять, – прокомментировал Костяной, стоявший прямо за спиной. – Зачем ты его спасаешь?
– Равноценный обмен, – глухо отозвался он. – Жизнь за жизнь.
– Вот как. Это даже трогательно.
Пока вытаскивал каменное орудие, едва не сорвал ногти – шип постоянно норовил выскользнуть из рук. Отбросив его в сторону, гомункул положил камень на багровую воронку в животе алхимика и с горьким сожалением вздохнул. До боли знакомое потрескивание ознаменовало начало алхимической реакции, и по телу Стального заскакали алые разряды – легко касаясь краёв ужасной раны, они понемногу стягивали их.
Энви не отрывал взгляда от камня. Хоть что-то же, пусть немножко, должно остаться? Ему хватит самой малости, лишь бы хоть что-то…
Философский камень вспыхнул на прощание последней искрой и рассыпался в мелкую пыль. Гомункулу казалось, что вместе с ним рассыпался и он сам – так больно было осознавать, что красной тинктуры больше нет. Энви сам не понимал, что на него нашло, почему он так глупо поступил, и это непонимание неприятно царапало душу.
– Не переживай так, – снова вмешался Костяной. – Я могу создать новый философский камень.
Гомункул насмешливо фыркнул. Сможет, кто бы сомневался. Если получилось один раз – получится снова, тем более что сырья достаточно. Вот только идти с ним уже не хотелось.
– Костяной, наш договор теперь недействителен. Философского камня нет, а на призрачную морковку я, извини, не поведусь.
– Ты понимаешь, от чего отказываешься? – алхимик ошарашено смотрел на гомункула. Многие дорого бы дали за то, чтобы увидеть его таким. – Я уже говорил, мне камень ни к чему. Разве тебе он не нужен?
– Я слишком многое в этого пацана вложил, чтобы вот так бросить. И как человек он получше тебя будет, – оскалился гомункул.
– Не буду отрицать, – согласился нисколько не задетый Костяной, сумевший вернуть самообладание. – Полагаю, здесь наши пути расходятся. У меня ещё много работы.
– Продолжишь разоблачать заговоры против Огненного и разбираться с его врагами?
– Именно. Немного жаль терять такое прекрасное оружие, как ты, честно говоря. Ты бы расправился с ними куда быстрее меня.