Ангел апрельского утра
Ангел апрельского утра
Ангел апрельского утра
Окно было распахнуто настежь, и Аннушкина пёстрая гостиная полнилась звонким дребезжание трамваев, обрывками гитарных мелодий и щекочущим ароматом коричных "улиток" из пекарни этажом ниже. Анна вышла из спальни, зевая и лениво переплетая между собой пушистые шафрановые пряди. Отбросив назад небрежную косу, она поднялась на носочки, зацепила кончиками пальцев банку с сушёным имбирём - его не помешает добавить в чай, если дрёма никак не желает отступать сама - и вдруг, даже не потрудившись обернуться. произнесла: - Доброе утро, милый! Рада тебе. В испещрённом заплатками кресле сидел, закинув ногу на ногу, бледный юноша с тревожными серыми глазами и копной вьющихся рыжих волос, рассыпанных по плечам. Услышав голос Анны, он вздрогнул и тут же скорчил разочарованную гримасу. - Однажды я обязательно сумею застать тебя врасплох. - Я больше надеюсь, что однажды ты дашь людям шанс спокойно совершать ошибки. - Неужели так сложно позволить мне самому всё рассказать? - если бы Анна обернулась, она бы увидела, что её гость с трудом скрывает досаду - Значит ли это, что мне не стоит надеяться на твою помощь? - Отчего же? - Анна смахнула со стола просыпавшиеся травы и специи. - Чаю? Сидящая неподалёку Кошка передёрнула острыми розовыми ушками, едва заслышав нетерпеливый свист закипающего чайника. Анна сняла его с огня и, наконец, повернулась к гостю. - Нет, благодарю, я ненадолго, - юноша не без удовольствия отметил, как приподнялась правая Аннушкина бровь при виде его медных кудрей, ярко-лилового пиджака и шейного платка, завязанного в аляповатый бант. - Как хочешь, - держа в руках бездонную чашку, она опустилась на зелёный диван, подобрала слоёные цыганские юбки и скрестила тонкие щиколотки. В косах заблудились горькие имбирно-лимонные ароматы. - Только я успела привыкнуть к тому высокому голубоглазому северянину - будто только что с норвежского рыболовного судна - и что же я теперь вижу? Улыбка трепетала в уголках губ, гнездилась в ямочке на правой Аннушкиной щеке и грозила вот-вот разрастись до безудержного хохота. Юноша, взглянув на неё, смешливую и немного сонную, весь как-то обмяк и даже ослабил чудной бант у себя на шее. - Хоть чем-то я могу удивить мою любимую Аннеку. Значит, ты снова поможешь мне, прекраснейшая из кудесниц? - Как же я теперь могу отказать? - Анна выпустила на волю лёгкий журчащий смех, он вспорхнул под самый потолок и, трепеща жёлтыми крылышками, исчез в раскрытом окне. - Я знаю, ты не одобряешь, но её вверили мне, я же не могу так просто допустить, чтобы она всё порушила. Всё, что я помог ей устроить. - А ты тщеславен! - Анна отставила в сторону чашку, сползла с дивана и направилась туда, где остывал сердитый медный чайник и прятались за дверцами шкафов травы и сладости. - Только с чего ты взял, что речь идёт о разрушении? Вдруг она, напротив, открывает новую дверь? Юноша засмеялся и снова принялся теребить шейный платок. - Она всё ещё любит, Аннека. Они так долго не размыкали рук, создавали свой маленький тёплый мирок. С этой наивной, почти детской романтикой... - ... с милыми домашними шутками, которые только им двоим и понятны, - неожиданно подхватила Анна, - с нелепыми утренними танцами в простынях. И всё, решительно всё напополам - без колебаний, без исключений. Она взглянула на своего собеседника через хрупкое, как будто прозрачное плечо. На лице её, мягко очерченном утренним светом, затаилась растерянная и печальная улыбка. - В чём ещё наша задача, если не в том, чтобы уберечь от ветра каждую живую искорку? - юноша отвернулся к окну и подставил бледное лицо весеннему ветру. Вместо ответа он услышал, как одна за другой открываются и закрываются дверцы шкафов, как позвякивают стеклянными боками разбуженные баночки с листьями, корешками и настойками, как шуршит Аннушкин подол в такт каждому её движению. На столе возникла пузатая, мутного голубого стекла, склянка. Пара щепоток того, унция этого, всё взболтать и подогреть на водяной бане. Если Анне случалось замешкаться в поисках нужных кореньев или масел, на помощь ей тут же приходила Кошка - кому, как не полноправной хозяйке дома, наизусть знать содержимое шкафов? Напоследок - стянуть с самой верхней полки бутылочку, надписанную мелкими торопливыми буквами - "нежность" - и бережно отсчитать несколько прозрачных сверкающих капель. Анна закупорила тёплый, заметно потяжелевший пузырёк, спрятала его в маленьких ладошках и прижала к груди. Прикрыв глаза, она зашептала что-то, понятное только ей и Кошке, переплетая слова, как искусная кружевница. Невесомой, мерцающей в лучах апрельского солнца паутинкой шёпотов и наговоров, оплела Анна драгоценный пузырёк, отдала ему тепло своих мягких ладоней и часто-часто стучащего сердца. О чём думала Анна? Быть может, о русых кудрях и длинных пальцах, о букетах полевых цветов и колючих морских брызгах, о долгих чаепитиях под звуки майского ливня, о прогулках на велосипеде и разбитых коленках - ведь кто-то, стыдно признаться, почти не умеет кататься. В просторной, до потолка наполненной утренним светом студии было необычайно тихо. Но как только Анна распахнула глаза, вновь задребезжали за окном трамваи, сдвинулась с места застывшая было стрелка часов, и по всему дому разлился невесть откуда взявшийся сладкий аромат апельсинов и корицы. Своему гостю Анна вдруг показалась немного утомлённой - растаял тёплый румянец на усыпанных веснушками щеках, припухли и подёрнулись дымкой полные морской воды глаза. Юноша поднялся ей на встречу и осторожно взял в руки её подарок. Бутылочка оказалась на удивление тяжёлой, и если посмотреть на неё в солнечном свете, можно было разглядеть, как набегают на толстое стекло пенные волны и кружатся где-то в глубине всамделишные водовороты. - Спасибо тебе, - он сжал пузырёк в тонких пальцах. - Обещаю, это всё не зря. Она просто устала. Она заблудилась. Эти лукавые улыбки, блестящие драгоценные камни, которые так ей нравятся, обещания закатов на далёких побережьях... - Пару капель в чай будет достаточно. - Анна тихо опускалась в объятия усталости, и её голосок тускнел и похрустывал. Она зевнула, зябко приподняла плечи и огляделась в поисках шали. Краем глаза Аннушка успела заметить, как всколыхнулся пропитанный солнцем воздух на том месте, где только что её гость неловко теребил смешной шёлковый бант. В следующее мгновение Анна обнаружила, что стоит одна посреди комнаты, а Кошка, развалившись на ковре, то сжимает в коготках, то подбрасывает вверх длинное жемчужно-серое перо.