— Вас ждет серьезная неприятность, — сообщила предсказательница пожилой служанке.
Спокойное лицо осветилось улыбкой.
— Неужели только одна, милочка?
— Да, одна-единственная, — подтвердила участливая гадалка. — А дальше все пойдет гладко.
— Ах! — жизнерадостно воскликнула работница. — В нашей семье все живут недолго.
Под ударами судьбы наша кожа постепенно грубеет и превращается в толстую шкуру. В среду я гостил у друга в деревне. Когда все сели за стол, появился двенадцатилетний сын и наследник хозяина дома.
— Ну, — обратился к отпрыску отец, — и как же мы сегодня учились?
— Нормально, — лаконично отозвался юноша и со здоровым аппетитом налег на еду.
— Неужели никого не высекли? — уточнил отец с легким прищуром.
— Нет, — ответил подающий надежды молодой джентльмен после недолгого раздумья. — Кажется, нет, — уточнил он спустя пару секунд и отправил в рот солидный кусок бифштекса. — Разумеется, если не считать меня.
Философия — простая наука. Не имеет ровным счетом никакого значения, что с вами происходит, если в душе не возникает возражений. Одно плохо: в девяти случаях из десяти от возражений никуда не деться.
«Злоключения не постигнут меня без согласия внутреннего демона», — утверждает Марк Аврелий.
Беда в том, что никто из нас не может всерьез надеяться на своего внутреннего демона. Лодырь то и дело подводит и отлынивает от работы.
— Ты плохо себя вел, и сейчас я тебя отшлепаю, — пригрозила няня четырехлетнему преступнику.
— Не сможешь, — заявил в ответ находчивый малыш и обеими ручонками вцепился в стул. — Я же сижу.
Его внутренний демон, несомненно, решил, что воплощенное в няниной угрозе злоключение не должно реализоваться. Увы, в данном случае злоключение оказалось сильнее демона, и ребенка все-таки наказали.
Зубная боль не сможет нас поработить до тех пор, пока внутренний демон (при желании его можно назвать силой воли) держится за стул и сопротивляется. Но рано или поздно он сдается, и тогда нам приходится туго. Идея понятна и в теории выглядит безупречной: человеку свойственно защищаться, пуская в ход собственное воображение. Например, ваш банк внезапно прекратил выплаты. Что вы делаете? Успокаиваете себя: ничего страшного, пустяки, да и только.
Однако и мясник, и булочник почему-то считают иначе и устраивают скандал.
Вы пьете наливку из крыжовника и говорите себе, что это выдержанное шампанское. Однако наутро печень доказывает иное.
Внутренний демон неизменно желает добра, однако нередко забывает, что он не один на свете. Один мой знакомый строго придерживался вегетарианской диеты. Больше того, чрезвычайно любил рассуждать о том, что если бы малоимущие отказались от иной пищи, кроме овощей, проблема выживания не стояла бы перед ними так остро. Возможно, сторонник здорового питания был прав. Однажды он пригласил на вегетарианский ленч два десятка бедняков и умолял гостей представить, что чечевица — это бифштекс, а цветная капуста — отбивная. На третье он подал смесь морковки с пряными травами и потребовал, чтобы все вокруг притворились, будто едят сервелат.
— Вы же любите сервелат, — увлеченно доказывал он, — а вкус пищи непосредственно зависит от воображения. Достаточно сказать себе: «Я ем сервелат», — как все, что лежит на тарелке, немедленно превратится в сухую колбасу.
Кое-кому из подопытных удалось себя обмануть, однако один глубоко разочарованный молодой человек признался, что у него ничего не получается.
— Но почему вы уверены, что это не сервелат? — настаивал радушный хозяин.
— Потому что живот не болит, — честно ответил парень.
Оказалось, что, несмотря на прекрасный вкус, сервелат дурно влиял на привыкший к грубой пище желудок. Если бы наше существо ограничивалось одним лишь внутренним демоном, философствовать было бы легче. К сожалению, мы устроены сложнее.
Еще один любимый аргумент философии утверждает, что все заботы и тревоги преходящи, поскольку максимум лет через сто нас уже не будет на этом свете. Следовательно, необходима теория, способная помочь существовать здесь и сейчас. Честно говоря, меня не слишком волнует собственный столетний юбилей. Куда важнее те события, которые произойдут нынешним вечером. Почему-то кажется, что если бы все, кто мешает жить, отошли в сторонку и оставили меня в покое, — сборщики налогов, критики, представители водопроводной и газовой службы и прочие мерзкие индивиды, — то мне вполне удалось бы стать философом. Я с радостью притворился бы, что все на свете — сущая ерунда, однако эти люди не позволяют абстрагироваться. Грозят отключить все, что поддается отключению, да еще и вызвать в суд. Я уверяю, что через сто лет никто из нас не вспомнит о нынешних проблемах, однако они отвечают, что речь идет не о следующем веке, а о том, что надо было сделать давным-давно. Например, год назад, в апреле. Они не желают слушать моего демона, он их просто не интересует. Если говорить откровенно, мне и самому не очень приятно думать, что спустя какую-то жалкую сотню лет придется покинуть привычный мир, разумеется, если не случится ничего экстраординарного. Куда больше радует то обстоятельство, что скорее всего эти вредные, несговорчивые сограждане тоже умрут. К тому же спустя сто лет жизнь может измениться к лучшему. Возможно даже, мне не захочется умирать. С другой стороны, если точно знать, что уйдешь на тот свет уже следующим утром, прежде чем угрозы отключить воду и газ смогут реализоваться, а повестка в суд ляжет на стол не раньше, чем к завтраку, то, вполне возможно — не утверждаю, что обязательно, — удастся испытать удовлетворение. Еще бы! Обвести мучителей вокруг пальца — что может быть приятнее! Жена одного закоренелого преступника однажды вечером навестила его в тюрьме и застала за ужином. Супруг с удовольствием поглощал жареный сыр.