Он на мгновение понадеялся, что ему удастся удивить человека в сером этой новостью, но тот лишь скривился в пренебрежительной гримасе.
— То есть вы сами видели Гекату? — сказал бледный человек. — Милое существо, не так ли? Я изучал её несколько лет, как и Джейсон Стерлинг. Вы видели его лабораторию? Думаю, что если Мерси вам доступна, то и Люк тоже. Как вам мои провидцы? Они печальная пара, на свой лад, но мне очень нравятся. Я не всегда был добросердечен, и я никогда не думал, что душа может научиться сопереживанию в Аду… но я научился большему. Я прошу вас лишь об одном, Лидиард. О согласии! Не принуждайте ангелов заставлять вас делать свое дело.
— У вас загадок больше, чем у Сфинкс, — сказал Дэвид, не в силах сдержать ярость. — Но если вы знаете меня так хорошо, как заявляете, то должны знать, что мое согласие можно получить только доводами разума. Скажите мне, на что я должен дать согласие, и почему я должен это сделать. Иначе…
Человек в сером выпрямился, отчасти восстановив силы. Его пальто так обтягивало костяк, словно он был почти лишен плоти.
— Никаких компромиссов, — прошептал он. — Времени для непокорных оракулов больше не осталось. Ангел, поймавший вас в Египте, ждет от вас приложения всех сил. Нужна только абсолютная преданность. Взгляды Стерлинга и Люка не имеют защиты — их легко обмануть — но вы и я знаем, кто мы, кому мы служим, и как. Бедняга, вы гораздо глупее меня, но ангел выбрал вас, а не де Лэнси и даже не Таллентайра. Вы один можете послужить ей сейчас, и если она сочтет это необходимым, то возьмет в заложники вашу жену и детей. Пощадите их, Лидиард. Сделайте то, что должны, добровольно. Если вас постигнет неудача, пусть она будет лишь вашей. Я прошу вас только о том, о чем собирался попросить. И я думаю, вы понимаете, как близко я знаком с Ангелом Боли.
Дэвид начал понимать.
— Двадцать лет… — сказал он. — Двадцать лет игра находилась в тупике. Баст и Паук не знали ни себя, ни друг друга достаточно хорошо, чтобы планировать действия. Со временем они, должно быть, заключили союз, но теперь спокойствие оказалось грубо нарушено, не так ли? Теперь тут три пробудившихся ангела. Баланс сил полностью нарушен, и их чувство опасности чрезмерно возросло.
Человек в сером не проявлял эмоций, его глаза смотрели холодно. Спустя мгновение он все же заговорил.
— Существо, которое вы называете Пауком, — сказал он спокойно, — я называю Зиофелон. У него нет имени, и он в нем не нуждается, но мы с вами — существа, которые полагаются на имена в надежде использовать слабую силу разума. Я не стал искать ему имя в мутном болоте мифов, а придумал его сам. Я служил Зиофелону гораздо лучше, чем вы служили Баст, но не потому, что я стал ему поклоняться. Мы с вами похожи гораздо больше, чем я думал. И ничто так не сильно в нас, как неукротимое любопытство. Баланс сил неминуемо должен был разрушиться. Когда создатель Гекаты привел Стерлинга на грань успеха, а силы Гекаты стали расти, Зиофелон и Баст не могли оставаться в стороне. Затем исчез Пелорус и был воскрешен Глиняный Человек. Я не знаю, на самом ли деле Иной, с которым нам предстоит встретиться, действительно является Махалалелем — но если это он, то Баст и Зиофелон в страшной опасности. Они должны действовать, и действовать вместе. Мы заложники не из-за наших хрупких и слабых тел, но из-за дара видения, которым мы наделены. Ангелы желают видеть, Лидиард. Они намерены обнажить свои души друг перед другом. Единственная честность, которая им доступна, это разделение откровений оракулов, и это единственный способ быстро увеличить объем знания, который им доступен. Они долго терпели, Лидиард, но больше терпеть не могут.
Вы должны понять, что они не хотят войны. Они не желают рисковать разрушением. Единственное, что они могут сделать вместе — единственный проект, который они могут ощутимо разделить — это совместный поиск просвещения. Того, что они могут заставить нас увидеть, недостаточно. Для того, что они собираются сделать, им нужно наше чистосердечное сотрудничество. Мы должны пожелать увидеть так же сильно, как они, и они сделают все, что могут, чтобы исполнить наши желания.
— Они собираются причинить нам боль, — сказал Дэвид настолько эмоционально, насколько он мог.
— И мы должны принять эту боль, — согласился бледный человек. — Для таких людей, как мы, это не слишком сложно. Мы знакомы с болью. От нас требуется больше, но мы и знаем больше. Ангелы не знают, кто из нас будет видеть более ясно или понимать более полно, но мы с вами ценны, мы закалены адскими огнями и выучены Ангелом Боли искусству пророческих видений. Мы должны сыграть нашу роль добровольно.
Дэвид сглотнул, но комок в горле не исчезал. Он чувствовал головокружение и сухость из-за лихорадки. Он видел абсурдность всего этого, хотя прилив странных событий унес его так далеко, что он был готов почти к любым новостям. Он знал, что может отказаться во все это верить и признать, что он безумец, одолеваемый галлюцинациями.
«Должно быть, это не реально, — сказал он себе. — Я думал, что проснулся, когда Нелл заговорила со мной второй раз, также как я думал, что проснулся, когда увидел её около кровати в первый раз, но я могу также и ошибаться. Я могу пробудиться в любой момент, обнаружить, что моя рука пульсирует приглушенной опием болью, и услышать голос моей дочки».
Он не мог убедить себя. На самом деле он не мог убедить себя, что была какая-то существенная разница между сном и явью, теперь, когда он забрался так далеко в лабиринт видений и кошмаров. Это была его жизнь, какой бы извращенной и неуверенной она ни была, и он должен обеспечить свою безопасность в ней, как может.
— Возможно, вы мне не враг, — сказал он тихо человеку в сером, — но вы наверняка мне не друг. Я не могу доверять вашим советам.
Снова бледные глаза посмотрели на него с чем-то похожим на ненависть, которая только подчеркивала правоту его слов.
— Я не могу спасти вас от вашей глупости, — сказал человек в сером. — Но, возможно, я спас вашу жену. Если мы переживем это, то вам будет достаточным наказанием знание, что это я спас её, а не вы.
В свете всего, что узнал Дэвид, это была особенно неприятная угроза. Увы, он понятия не имел, как на неё ответить или как её расстроить.
Договорив, человек в сером выглянул из окна кэба. Его не успокоило то, что он увидел, и бледность его лица словно увеличилась от сильной тревоги. Дэвид потянулся посмотреть в окно на своей стороне, чтобы увидеть, что его насторожило.
Улицы Лондона были ещё различимы, хотя Дэвид не мог узнать ту, по которой они катились, но он заметил определенную особенность, которую слишком хорошо знал. Когда он сбежал из подвалов дома Калеба Амалакса, где Мандорла Сольер держала его в плену и пытала, он почувствовал себя странно разъединенным с миром, который словно бы стал призрачным объектом, лишенным материи. Теперь мир снова превратился во что-то призрачное. Он потерял цвет и отчасти плотность, так что здания на обеих сторонах улицы выглядели как декорации в театре, а люди на тротуаре казались бесплотными духами. Только их кэб сохранял вещественность, а остальные повозки стали такими же призрачными, как и их пассажиры.
Дэвид уверил себя, что могло быть и хуже. Это было знакомо. Даже если он провалится сквозь текучую землю в холодный подземный мир, это будет всего лишь повторение пережитых им событий. Ничего нового не произойдет, и нет причин для страха. Даже если мне приснится смерть, то мне позволено надеяться, что смерть, которую я могу тут пережить, всего лишь иллюзия.
Он сумел храбро улыбнуться, и на короткое мгновение показалось, что его попутчик ответил ему тем же. Затем Дэвид увидел, что подобие улыбки на чужом лице вызвало быстрое исчезновение плоти, которая открывала ужасную ухмылку гниющего скелета.
Казалось, человек в сером пронесся через все стадии гниения, и ничто больше не покрывало его костей, кроме тонкой пленки темной пыли. Его одежда была практически не затронута, хотя она сильнее обвисла на его узком костяке. Он продолжал сидеть, и Дэвид не знал, какая сила скрепляет части скелета.