«Что мне теперь делать? — спрашивал он себя. Как мне использовать возвращенное здоровье?»
У него не было времени на поиск ответов. Примерно оттуда же, куда ушел Харкендер, вышло существо и направилось прямо к нему.
Это был волк — такой же крупный, как тот, что напал на него в саду.
Когда животное подошло поближе, Дэвид напряг теперь послушные ему мускулы, но выражение глаз животного было совершенно не враждебным, и зверь не пригибался к земле, собираясь прыгнуть. Дэвид спокойно стоял, спиной к волшебному пруду, воды которого вернули ему молодость и здоровье, и встретил взгляд волка прямо и так храбро, как мог.
Когда волк нежно лизнул его руку, Дэвид расхохотался.
— Видимо, это все-таки Рай, — сказал он вслух. — Если здесь есть львы, то они лежат бок о бок с ягнятами, и даже волкам можно доверять.
Волк посмотрел на него так, словно они были знакомы.
— Пелорус? — сказал Дэвид неуверенно.
Волк не сделал ничего, что бы человек мог признать за знак согласия, но он легко коснулся бедра Дэвида мордой, и Дэвид присел, чтобы поиграть со зверем, как играют с большой собакой. Страх ушел, и он неожиданно поверил, что это был Пелорус, хотя глаза зверя были светло-карими, а не ярко-голубыми, как у Пелоруса в человеческом облике.
Волк некоторое время принимал ласки, а затем отошел шага на четыре. Он выжидающе оглянулся. Дэвид нахмурился, думая, почему Пелорус, если это был он, не примет человеческое обличье. Но он вспомнил, как легко Мандорла в волчьем образе прошла в иллюзию, возникшую в зеркале, и её заявление о том, что Пелоруса забрали. Если он и Харкендер вернулись в свое прежнее состояние, то почему бы оборотням Лондона не вернуться к их собственному?
— Хочешь, чтобы я пошел за тобой? — скал Дэвид, хотя он уже не рассчитывал на внятный ответ. Волк продолжал ждать.
Дэвид не забыл, что видения, явившиеся ему во время болезни, намекали на идею Эдема, настаивали на том, что Эдем был своего рода ловушкой. Вначале его удивлял и занимал этот намек, который он считал иронической отсылкой к Библии, говорившей об Адаме и грехопадении, — но намеки повторялись настолько часто в его провидческих одиссеях, что он не мог не прийти к выводу, что его настойчиво предостерегают. Теперь, не страдая больше от своей болезни, он осознал, что впервые защищен от внимания Сфинкс и её госпожи, и с его первого приключения вне Земли начались дни здоровья и счастья.
Если это была ловушка, то он попался крепко и надежно и не видел явного выхода. Поэтому, когда волк двинулся в лес, Дэвид последовал за ним.
По дороге Дэвид рассматривал деревья. Он не мог узнать ни одной знакомой породы, но это было неудивительно, учитывая жару и влажность. Лиственный покров, по которому он шел, был влажным и сочным, и он знал, что если его сну передался какой-то биологический порядок, то такой детрит должен разлагаться очень быстро, не успевая образовать устойчивый гумус. Растущие здесь деревья должны быть приспособлены к подобным условиям — если, конечно, создатель этого места мог почерпнуть знания от таких людей, как Джейсон Стерлинг или сэр Эдвард Таллентайр.
С этой мыслью Дэвид стал разглядывать ветки в поисках жизни: птиц, обезьян или ящериц. Не было ничего, и он не видел больше гуманоидных жаб. Лес был неестественно тихим. С веток не свисали плоды, хотя повсюду виднелись цветоножки со скоплениями соцветий, а менее цветоносные растения образовывали заросли там, где солнце могло достичь земли и питать их.
Все люди повсюду мечтают об Эдеме, задумался Дэвид. Среди прочих человеческих мифов самым постоянным остается пасторальная мечта о мирном местечке. Но Эдем никогда не существовал, как и любая ностальгия, стремление к нему было плодом усталости сознания.
Он вспомнил слова Таллентайра, которые тот произнес, когда он впервые упомянул об идее Эдема, являющейся в его видениях, и о соответствующем утверждении, что это некая ловушка.
— Писание подтверждает эту идею, — легко отозвался баронет, но подтекст был серьезным, — если мы скептически отнесемся к настоящему смыслу мифа о Создании. Эдем — это место, где Бог построил западню для Адама, чтобы оправдать вечное наказание. Тот, кто читал Писание без предрассудков, легко увидит, что Бог никогда не собирался любить и холить своих детей, но постарался сделать так, чтобы они впали в непослушание, и тогда их можно было бы наказать. Причем они чувствовали бы, что наказание это заслужено, заслужены тысячелетия жестокого и мучительного обращения.
Волк привел Дэвида к месту, где дорога постепенно вела вверх, хотя склон оставался таким же заросшим, как и ровная поверхность. Они преодолели небольшую часть подъема и подошли к расщелине холма. Расщелина была узкой, но когда Дэвид прошел вовнутрь вслед за волком, то быстро почувствовал, как стены коридора расходятся в стороны, образуя проход, через который легко пробраться человеку. Он сомневался, последовать ли за животным, когда то исчезло в темноте, но затем его глаза приспособились к ней, причем гораздо лучше, чем он мог ожидать.
Глаза волка, когда он оглядывался, ожидая Дэвида, светились зеленым. Они вместе уходили во тьму, и прояснившееся зрение Дэвида вскоре начало выхватывать смутные контуры тела животного, пока они шли вдоль каменных стен тусклого красного цвета.
Воздух в тоннеле был суше, чем на улице, но все равно было жарко, и камни стен так нагрелись, что на ощупь казались не камнями, а плотной кожей слона или африканского буйвола.
Они прошли не больше сорока ярдов, когда коридор вывел их в просторную пещеру. Её пол покрывали занесенные снаружи листья. Там их ожидали остальные волки — целая стая.
Дэвид бессознательно отступил назад, как только увидел животных — серые как призраки, с изумрудными, сверкающими глазами. Но его тревога быстро унялась. Животные не двигались, не нападали на человека, приведенного в их логово, но просто смотрели на него. Пелорус — конечно, если это был он — подошел, чтобы присоединиться к остальным волкам, и занял место около зверя, который, должно быть, являлся вожаком стаи. Дэвид беспокойно изучал компанию, удивляясь, зачем его сюда привели. Он насчитал тринадцать волков. Он не мог сказать, какого пола кто из них был, но он заметил, что трое были моложе остальных, причем два оказались просто волчатами.
Дэвид почувствовал, как беспокойство сжимает его изнутри, и почти что затрясся от нетерпения. Не обращая внимания на более крупных животных, он прошел к щенкам. Один — самый маленький — немедленно бросился к нему в руки, и он обнял его левой рукой, опустившись на землю. Второй также подбежал, и он изменил свою позу, сев спиной к стене, так чтобы третий смог забраться к нему на колени. Наконец, когда все его превращенные дети собрались вокруг него, он почувствовал неожиданное облегчение.
Волчата были теплыми и очень мягкими, они ласкались к нему, и он почувствовал, как волна чистого умиротворения распространяется от его сердца по всему телу.
Взрослые волки двигались не угрожающе. Они старались оставить ему свободное место и смотрели на него очень спокойно, без всякой угрозы.
Его веки отяжелели, и он настолько расслабился, что почувствовал себя неживым предметом. Волчата ползали по нему, касаясь его боками и ушами, но он не мог удержать их. Он беспомощно погружался в глубокий сон, и не хватало ни сил, ни воли, чтобы противиться этому.
Он понимал, что засыпает и попадает в новый сон внутри сна.
В этом неожиданном сне он оказался в своем кабинете в больнице. Он узнал анатомические схемы на стенах, свой рабочий стол, но он стоял спиной к двери и смотрел на стол с неверной стороны. Кто-то другой сидел за его столом и писал его пером.
Он не узнавал человека за столом, пока тот не перестал писать и не поднял голову. Только тогда он увидел, что другой носит его лицо, морщинистое и изможденное, каким оно и должно быть, но улыбающееся.
— Не бойся, — сказал двойник. — Это всего лишь сон во сне. Тут нечего опасаться.