Потом уселся на каменном бордюре и поднял ноги над головой, чтобы вылилась вода из высоких, до половины икры, сапожек.
— Эрос, неужели женские гормоны тебя совсем разума лишили? — пропыхтел Фанес, поднимая с земли блестящую металлическую пластинку.
— Да что ты, я прекрасно себя чувствую,— возразил Эрос, снимая с уха каменного морского конька крохотную серебряную сумочку. Потом подошёл к калитке из кованого железа и без всяких усилий открыл ее. Фанес решил пропустить его замечание мимо ушей. Эрос, как и всегда, впрочем, был оптимистично настроен, полон непринуждённого очарования и охренительно действовал на нервы.
— А собственно, чего ради он нам чип оставил? — задумался Фанес, глядя на серебряную пластинку, густо покрытую сетью тонких, как волос, золотых ниток.— Нам ведь только развоплотиться и... — Он небрежно прищёлкнул пальцами.
Секундой позднее по просторной площади разнёсся вопль взбешённого бога:
— Заблокировал меня! Он меня заблокировал! О, чтоб его чёртов птичий грипп прихватил!
Эрос с философским видом слушал изощрённые проклятия, которые так и сыпались из уст его приятеля. Положение, разумеется, было не слишком удобным, но и не трагическим. Фанес реагировал, как всегда, преувеличенно и истерично. Ну и что за трагедия, если они на некоторое время застряли в людских телах? Эрос даже был вполне доволен своим теперешним обликом. Красивый перед, не дурной зад, возможно, всё вместе слегка недотягивает по размеру до античных стандартов, но вполне-вполне.
— Похоже на то, что моё приключение с изменением пола продлится несколько дольше,— подвёл итог Эрос.
— Да ведь это дерьмо даже к считывающему устройству не подходит,— исходил желчью Фанес, разглядывая свой мобильник.— Орнитологическое недоразумение хреново, и он ещё хочет нам нос утереть! Это ж чип к стационарке! Вот блин...
— Веди себя прилично. Корректнее было бы сказать «дама широкого потребления»,— сообщил Эрос, поправляя маечку. Его волосы быстро сохли, из влажных макаронин превращаясь в массу тёмных пружинок.
— В конце концов, нас поставят наблюдать за брачными циклами пингвинов! — продолжал жаловаться Фанес.
— Кажется, они неплохо степуют...
* * *Классик утверждал, что «человек — это звучит гордо». Для двух невезучих божков любви это слово — «человек» — прозвучало как раз болезненно. Если б кому-то захотелось докопаться до истоков оного дела, то они обнаружились бы в глубоком прошлом, добрых пару веков назад, когда Абалидот — крупная рыба в христианских небесах — протолкнул свой закон об Angelidae. Angelidae, или Ангелоподобные, то есть все неземные создания, божки и божества; когда-то их баловали поклонением верные приверженцы, но потом, с появлением Истинного и Единого Господа, им оставалось только блуждать в одиночестве по разным измерениям, нищим и покинутым. Разумеется, о них следовало позаботиться и с точки зрения моральной, и — что ещё важнее — материальной, как это принято с бедными родственниками. А прежде всего — вернуть их на путь праведный, к общему благу небесной общественности, поручив, например, полезную работу во славу Господа, аминь.
Правда, значительная часть слуг Господних назвала выводы Абалидота псевдогенетикой и попыткой «взять на сиротку», тем не менее под это постановление попала добрая пара тысяч языческих оппортунистов, которым уже давно никто не то что свечки, но и огарка не поставил. Таким образом, Эрос и Фанес получили тёпленький уголок в раю у печки и места инспекторов по делам Любви и Родственных Чувств, а также право на пару служебных крыльев и использование безлимитного метафизического Интернета. Известное дело, что приверженцы должны множиться, иначе в течение одного поколения любой культ провалится — причём даже не к чёрту в тартарары, поскольку в чёрта тоже кто-то должен верить, а в некое нелепое и тревожное НИЧТО. Итак, Абалидот, божеский министр, заведовавший людской сексуальностью, раздваивался, троился и даже десятерился, лишь бы только люди плодили новых верующих — разумеется, вполне пристойно и согласно с регламентом. А поскольку большинство древних греческих, римских, вавилонских и даже египетских божков плодородия очень даже могли поспособствовать в этом деле, Его Святейшество облёкся облаком толерантности и с воистину небесной снисходительностью поглядывал на их маленькие развлечения — например, на традиционное празднование открытия европейского сезона в последнюю майскую ночь. Известно ведь, что май — это месяц влюблённых, а 1 июня — Международный День ребёнка. Каждый год веселились в другом городе, и к празднующим присоединялись даже «любители» из неевропейского культурного ареала, например индуистская Камадева, прекрасно себя чувствовавшая в Индии и Тибете.