Для посторонних наблюдателей Эрос выглядел как девица, занятая писанием исключительно длинного сообщения, за которой тащится её расстроенный парень. «Тут» оказалось домом начала XX века, странным и неухоженным, совершенно неподходящим к соседним зданиям, всё-таки придерживавшимся какого-то приличного уровня. От старых времён сохранилась деревянная двухэтажная веранда, сверху донизу покрытая лущащейся краской, как будто находилась в последней стадии строительной скарлатины. Перекосившееся здание держалось, видимо, только благодаря солидной работе довоенных каменщиков и молитвам святого Бенедикта — патрона архитекторов, хотя он должен был бы с истинным отвращением смотреть на сие творение.
С одной стороны дома какой-то изобретательный (и начисто лишённый вкуса) доморощенный строитель приделал серенькую пристройку, расширив своё жизненное пространство, благодаря чему силуэт дома издалека напоминал горбатую бабу с огромным задом. Навигационное устройство как на верёвочке привело обоих богов прямиком к этой пристройке. Окна в ней были закрыты шторами, но, к счастью, не очень плотно. Эрос нашёл между краем ткани и рамой щелочку, сквозь которую можно было заглянуть внутрь. Но там ни звука, ни движения не было отмечено.
— А может, никого и нет? — предположил Фанес, вытягивая руку по направлению к дверям.
— Не звони! — прошипел Эрос, моргая, чтобы глаза скорее привыкли к темноте.— Они там на сто процентов. Спят.
Он кивнул напарнику:
— О, сам посмотри. Фанес глянул.
— Как же мило.— Он был растроган.
В тёмной комнате, где царил истинно холостяцкий беспорядок — груды книг и журналов, свёртки мятой одежды на всех стульях, непременные грязные стаканы на столике,— на матрасе около стены на готически чёрном белье цвели две юношеские головы — светлая и рыжая, точно две растрёпанные хризантемы. Ребята спали крепко, прижавшись друг к другу, точно...
— Как два хомячка, или два горностайчика... или эти, как их... хорьки,— сказал Фанес, вздыхая с нежностью. Эрос тоже вздохнул.
— Наверное, ночью мы смогли бы застать их на работе,— шепнул он, указывая на что-то пальцем. Неподалёку от матраса на полу лежали две характерные красные сумки для разноски пиццы.
— А может, всё-таки?..— В голосе его послышались молящие нотки.
Фанеса аж передёрнуло.
— Сам знаешь, если б это от меня зависело. И знаешь, что нам устроят «наверху», если мы тут этих отпустим с миром. Стирай! Пусть уж всё скорее закончится!
— Сам стирай их, ты, безжалостный пер[5]... Перс! — рявкнул Эрос.
— Только не перс!
— Ты... Ты — «Персил»[6]! Совесть у тебя выстирана!
— А тебе лишь бы от работы увильнуть! Только я и стираю всегда!
Тем временем внутри лениво зашевелились. Какой-то предмет шумно покатился по полу. Фанес в панике потерял голову — два раза торопливо нажал кнопку, направив телефон на окно, и кинулся прочь, а Эрос поскакал за ним, спотыкаясь в своих шпильках на неровной дорожке. В окне появился рыжий эфеб, жмуря глаза на ярком солнце и морща нос. Сонно огляделся и, успокоившись, пропал за шторой.
* * *— Уфф, ради Зевса, едва успел,— пропыхтел Эрос— Да не лети так! Ну и зараза эти сапоги!
— Так сними их,— буркнул Фанес, замедляя шаги. Эрос на момент задержался, разглядывая своё отражение в оконном стекле.
— Э нет. Они такие стильные!
Они надолго замолчали, возвращаясь на главную артерию района Вжещч. Фанес окончательно потерял желание болтать, а Эрос снова проглядывал данные в мобильнике. По мере их приближения увеличивался торговый центр «Манхэттен», расположенный в конце улицы,— гигантские площади окон для мытья снаружи и гигантская ярмарка тщеславия внутри.
— До сих пор нам везло, разумеется, если смотреть на ситуацию с определённой стороны,— заметил Эрос, когда они оказались около здания.
— Да? И что ты называешь везением?
— Ещё только полдень, а мы уже обошли шестерых. Подумай только, а если б кто-то оказался приезжим? Пришлось бы нам ехать, например, в Варшаву... или на этот лыжный курорт, где прыгают на лыжах. Поездом.
— Ох... Мне нехорошо,— сказал Фанес, бледнея от волнения.
— Эй, не дури,— забеспокоился Эрос— Честное слово, все местные.
— А мне на самом деле нехорошо... — И правда, Фанес для разнообразия аж поголубел и зашатался, так что приятель вынужден был поддержать его.
— Как ты себя чувствуешь?
— Голова кружится, перед глазами какие-то жёлтые недоразумения летают, и что-то сжимается вот здесь.— Фанес показал на область желудка.— Так себя чувствуют смертные, когда болеют?