- У вас с супругом ссора? – спросила старуха.
– Нет, с чего вы взяли? – удивилась я. – Он ведёт себя странно. В нём борются несколько чувств: вина и страх. Это всё превращается в страшную ревность и делает из человека чудовище. Хотя, человек он, как раз, не плохой, – пояснила мне Хельга.
- Ну, разногласия, наверное, бывают у всех супружеских пар, – неуверенно ответила я.
– Верно. Только запомните, милочка; ваш супруг – ревнивый, обидчивый. Он безумно вас любит, так что вам придётся приспосабливаться к его характеру постепенно и осторожно, – спокойно, но поучительно ответила она. – Ваша речь не похожа крестьянскую, – заметила я, вслушиваясь в её слова. – А кто сказал, что я крестьянка? – усмехнулась Хельга, – Однако вам всё же не стоит бродить одной по лесу, раз убийца орудовал совсем рядом с замком, – произнесла старуха. – А почему вы решили, что убийца, а не, скажем, убийцы? – спросила я. – Ну, если бы там было много людей, то, наверное, они бы шумели, могли привлечь моё внимание. Да и егерь графа иногда ходит тут. Он бы заметил большое количество следов. А так кто-то пришёл, убил бедняжку, а его следы быстро припорошило снегом. Вот и всё. К тому же, убить женщину мужчине легко. Особенно аристократку – у большинства из них кости тонкие. Наверняка, чахоточная была, – заметила она. – Надеюсь, что её смогут опознать и похоронят по-христиански, – мрачно ответила я на это, – Кстати, вы слышали о других девушках, которых обнаружили сегодня? – Да, с утра приходили за успокоительным зельем для матери Пьеретты. Несчастная рвала на себе одежду и волосы, когда узнала о смерти дочери. А вот мать Барбары особо не удивилась. Сказала мол, что та была пропащей душой, и рано или поздно нашла бы так свой конец, – отозвалась Хельга. В это время мы услышали голоса за дверью. – Тело будет перевезено в замок. Будьте добры, шевалье, опросите так же ваших соседей. Может, где пропадала ещё не старая дама, – прозвучал голос графа.
- Я попрошу отца приехать посмотреть на тело, если позволите. Он лучше меня знает большинство жителей наших земель в лицо, – подал голос Дидье.
– Кстати, вашему супругу интересно будет узнать, что в городке Ла Фер появилась группа монахов, – как бы между прочим сказала старуха.
Оливье приоткрыл дверь.
- Группа кого? – переспросил он.
– Монахов, месье. Неприятные люди, смущают народ разговорами о греховности и просят всех покаяться, – с неприязнью в голосе отозвалась Хельга. – Что же здесь странного? Набожные люди довольно нестерпимо относятся к обыденному разврату, проявлению греха в быту, – заявил аббат, входя в хижину следом за графом. – Да, но они не выманивают у простоватых крестьян за это практические новые вещи, не отбирают под этим предлогом деньги. Их поведение, такое же неестественное, как и ваш духовный сан, молодой человек, – несколько дерзко ответила старуха.
- Что вы имеете в виду? – спросил холодно аббат д`Эрбле.
– Сударь, вы более похожи на придворного, чем на истинного служителя церкви. Хотя, кто в наше время не натягивает на себя сутану. После паскудника Борджиа я уже ничему не удивляюсь, – с этими словами старуха подошла к корзине и стала рыться в травах. Мы удивлённо переглянулись. – Вы, может, слышали недавно звуки борьбы? – спросил граф, стараясь сменить тему. – Нет. Но пару недель назад кто-то проезжал довольно поздно вечером на лошади. Как раз в том направлении. Я ещё подумала, кому захотелось побродить ночью в чаще? Но выходить и спрашивать – желания не было.
Старуха достала нужные травы и положила в деревянную чашу. Всё это время аббат внимательно рассматривал её.
– Эта женщина была убита так же, как и сегодняшние несчастные. Их рассекли на несколько частей... мечом, – произнёс Оливье, скорее всего, более для себя.
- Мечом? Но это же оружие аристократов, – удивлённо уточнила я.
– Естественно. Не удивлюсь, если у нас в провинции завёлся какой-нибудь безумный дворянин. Богатые сеньоры в зимний период тут с жиру бесятся. Вот, видимо, нашли новое развлечение, – бормотала Хельга, измельчая травы пестиком. – Сударыня, если что-то услышите или вспомните о смерти этих несчастных, то вы обязаны дать мне знать, – произнёс граф, – Дворянин это совершает или нет, мне всё равно. Этого человека надо остановить и судить. – Не беспокойтесь, ваша светлость. Я дорожу тем клочком земли, на котором стоит этот дом. Мне самой не очень уж нравится, когда рядом с моей хижиной валяются части человеческих тел. Это плохо влияет на посещения, – кивнула ему собеседница. Граф открыл мешочек с деньгами, что висел у него на поясе, отсчитал пять монет и положил на стол Хельге. – Это за траву для моей жены, – сказал он. – Что вы! Травку графине я подарила. А вот эти монеты я лучше возьму за услугу по добыче информации, – усмехнулась старуха, и быстро сгребла деньги, спрятав в медную кружку на полке. – Сударыня, я слышал, что вы ворожите. Колдовством промышляете? – строго произнёс аббат. – А что, вам любовное зелье надобно или приворот сделать? – поинтересовалась Хельга. – А вы знаете, как это карается? Про Святую Инквизицию слышали? – зло прошипел аббат. – Да, те ещё жмоты и развратники. Правда, и фанатики среди них попадаются, но всё реже нынче. А рассказать вам, что они творят с юными девами, которых в том колдовстве обвиняют? Как имеют их по несколько человек за раз? Да что девушек, даже детьми не брезгуют, – зло прошипела старуха. – Так, нам пора! Всего хорошего! Пошли, Рене! – торопливо и громко оборвал её граф, и быстро взял меня за руку, увидев удивление на моём лице от услышанного. Он подтолкнул меня к двери. Аббат несколько униженно закусив губу, поплёлся следом за нами. – Не понимаю, друг мой, как вы терпите эту женщину на своих землях, – осуждающе произнёс он. – Она помогает горожанам, да и остальным местным жителям. Без этой старухи смертность в моих владениях была бы выше, – непринуждённо ответил Оливье.