- Как вы себя чувствуете, сударыня? – спросила Гертруда, присаживаясь в кресло возле камина.
– О, всё вполне нормально. Просто ощущаю слабость, – учтиво ответила я, словно оправдывая своё пребывание в спальне супруга. – Вы слышали что происходит? Хельгу пытаются убить, – несколько возбуждённо продолжила она. Тут я довольно быстро поняла, что первый её вопрос был лишь актом вежливости. – И поделом ей! Нечего колдовать! – фыркнула Мод, садясь рядом со мной на край кровати. – Но ведь она так же чуть ли не единственная знахарка и повитуха. Многие люди обязаны ей своим здоровьем, – удивлённо возразила я. – Да, да… Раньше все её уважали. Правда, боялись и недолюбливали. Сами знаете: с ведьмой лучше дружить, чем враждовать. Каждый день жители должны были приносить ей что-то из еды, а каждую неделю что-то из более существенных вещей – дрова, свечи, одежду... Многим такое положение вещей, конечно, не нравилось. Но вы верно заметили – она искусная повитуха. Да и от многих болезней травы знает, – ответила Гертруда. – Что ж, на такую «знающую особу» вдруг ополчился народ? – усмехнулась Мод. – Я смогла расспросить Марина пока месье Гримо ходил за графом. Так вот, людей на неё натравили, – с глубоко осведомлённым видом произнесла мадам Жаме, – Это всё сделали монахи, которые недавно пришли в наш городок. Брат Сульпиций особо выделяется из всей этой братии – он стал проповедовать, как только пришёл в город. – Проповедовать? Разве он пророк или святой?! – возмутилась сказав я. – Ох, сударыня, он так красноречиво говорит… Собирает людей на площади, заставляет покаяться, вести богоугодную жизнь, читает им Святое Писание… Сама я его не слышала, но многие рассказывали, как люди и в самом деле начинали каяться, плакать ... – Нести деньги, одежду, еду, – закончила язвительно Мод, – И чем эти пронырливые монахи лучше местной ведьмы? – Так вот, эти люди сегодня наслушались речей брата Сульпиция на площади, в городе. Он заявил, что это злая ведьма, дабы насолить добрым христианам, вызвала демона из Ада и он убивает людей, забирая их невинные души. Брат уверил, что если они сожгут Хельгу, то и демон уберётся обратно в Преисподнюю. Родственники жертв его поддержали. – Я видела этого подростка, по имени Марин. Он был в старой монашеской рясе, – поведала я своим собеседницам. – Да, он пришёл в город вместе с монахами, но держится от них особняком, – поведала Гертруда, и добавила: – Он заявил, что грешно просто так жечь людей. – Довольно разумный паренёк. Одно время во Флоренции была прямо-таки одержимость поиском ведьм. Я помню, сожгли старую Рахиль, а все из-за того, что она была еврейкой, да жила одна, продавая яблоки со своего сада, либо штопала белье людям, пока кто-то не заявил, что видел её голой, танцующей при Луне с нечистью, – вспомнила Мод. Я покончила с едой, и меня медленно стало клонить в сон. Я не смогла подавить зевок, и, видимо, поняв моё состояние, Гертруда и Мод, сославшись на дела в замке, быстро вышли, унося поднос с остатками еды. После их ухода я погрузилась в сон, и проспала до вечера. Разбудили меня шаги возле кровати. Затем что-то с грохотом упало и кто-то раздражённо выругался. Я открыла глаза; возле камина Оливье поднимал с пола упавшую кочергу, обычно стоявшую у каменной кладки. По всей видимости, супруг, пытаясь не разбудить меня, решил прокрасться мимо, но в полумраке споткнулся о сей предмет. – Всё уже закончилось? – спросила я, повернувшись в его сторону. – Да, моя дорогая. Чернь разогнали. Правда, монахи, с толпой тех остолопов не явились. Самых ретивых доставили в темницу. Да, кстати; ради безопасности Хельги пришлось привезти её в замок – некоторые горячие головы грозились добраться до неё. Граф скинул с себя плащ, и положил шляпу на ближайший столик. Сев в кресло возле камина, он устало вытянул ноги.
- Что вы намерены дальше делать? – поинтересовалась я.
– Завтра мы с вами поедем в город, если, конечно, вы будете себя хорошо чувствовать, – ответил Оливье. Он подошел к кувшину с водой, налил её в тазик, ополоснув лицо и руки. – Эти спонтанные проповеди перед горожанами опасны. Я должен изловить этих ушлых братьев, и узнать, с каким умыслом они это творят. Ну, а затем, конечно, наказать их… Граф медленно потёр виски пальцами. Решив не вызывать Гримо, он разделся сам, облачившись в рубашку и халат. Задумчиво взглянув на меня, он кивнул и произнёс: – Освежусь-ка, умастив себя восточными маслами. Кликнув слугу, он приказал притащить, и наполнить горячей водой большую лохань. – Как вы могли догадаться, моя драгоценная нимфа, сегодня наше примирение продолжится, – он подошёл , и погладил мою руку. – Мне кажется, вначале вам стоит перекусить, – заметила я. – Отлично. Прикажу принести нам ужин в спальню, – более бодро ответил он. – Разве вы не составите компанию своему другу аббату?
- Рене вынужден был отбыть по делам своей обители. Хотя, возможно, он просто не захотел встречаться с Мари, которая прибудет завтра с Раулем, – пожал плечами граф, после чего распорядился по поводу ужина.
Напоминание об этой дерзкой даме напрочь испортило мне настроение. Единственное, что утешало, это возвращение обратно в замок мальчика. – Я рад, что у вас хороший аппетит, – заметил супруг, когда я довольно жадно поедала куропатку. – Должно быть, от нервов, – щедро полила я соусом кусок мяса. – Надеюсь, что он останется у вас и далее. И что вы не будете расходовать свои нервы зря. Например, огорчаясь от того, что я непременно выпорю одного непослушного ребёнка, – улыбнулся он мне, и глотнул вина. – Оливье, я прошу вас особо не увлекаться. Вы же обещали, – напомнила я. – Моя дорогая, вы обещали мне один прекрасный поцелуй, перед которым надо «натирать маслом лоб», – вновь улыбнулся граф. Я рассмеялась. – Что ж, я готова. Сегодня я выполню обещание. Но, поскольку я никогда прежде этого не делала, тут могут быть проблемы, – предупредила я, отставив поднос на стол. – Я вам помогу, подскажу, что надо делать, – успокоил он меня. После ужина граф вытащил из ящика стола небольшой ларец, из чёрного дерева, где находилось несколько маленьких пузырьков, с маслянистым содержимым.
- Лаванда, роза, жасмин… – перебирал он пузырьки, давая мне каждый раз вдохнуть их аромат.
- А это что? – спросила я, когда он поднёс мне странное масло, не назвав его.
- Сандал. Довольно дорог, но вполне приятен, – ответил граф, и вытащил склянку, – Он нравится вам?
Я оживлённо закивала в ответ. Оливье накапал его в воду лохани. Комната тут же наполнилась чудным ароматом. Супруг разделся, и погрузился в тёплую воду. – Нимфа моя, чего вы ждёте? Здесь полно места и для вас, – указал он на лохань. – О, сегодня несколько холодновато. Боюсь простудиться после купания, так что, наверное, сегодня без «поцелуя», – коварно улыбнулась я ему. Прежде чем я сумела среагировать, граф резко встал, и, буквально подхватив меня на рук, сел обратно в воду. – Что вы творите? – возмутилась я, – Ведь одежда промокла! – Так снимите её. За ночь она высохнет, – поцеловал меня в шею Оливье. Я вздохнула, и, осторожно встав, стянула с себя всё вымокшее облачение, бросив его на пол. – Вы так грациозны в воде, – подтянул меня к себе граф. – Я люблю плавать, я даже видела море. Правда пару раз, но оно прекрасно, – с нотками ностальгии ответила я. – Этим летом мы сможем поехать туда, если ваше положение позволит, – пообещал Оливье, – К тому же, у Рене есть домик в Ницце. – Я не представляю вашего друга в небольшом домике или даже коттедже, – усомнилась я. – Ох, бросьте… Особняк, довольно милый, с мраморными статуями и непотребной мозаикой во внутреннем дворике. Мы вполне сможем погостить там пару месяцев, – усмехнулся супруг.