Я ничего не понимала, рука медленно поползла к груди, по последним воспоминаниям там должна быть стрела – ее не было.
- Я против , – сказал спокойный голос месье Жаме. – Мы не можем хоронить мадемуазель, не будучи уверены в ее смерти.
- Но вы сами же сказали, что жизнь ее покинула. Свеча, зеркало – не показали наличия дыхания, – крикнул граф.
- Да, но они не всегда показывают, мне почудился довольно слабый пульс, поэтому я приказал слугам растопить хорошенько камин в комнате, где лежит мадемуазель, так вот несмотря на бледность она не посинела и не покрылась трупными пятнами, – пояснил лекарь.
-Вы проверили пульс снова? – уже спокойней спросил граф.
- Нет, но сегодня утром, до прихода месье де Бельфора, перед вашей громогласной беседой, я промокнул лоб девушке, там был пот, – пояснил месье Жаме.
- Так почему же вы молчали?! – заорал мой дядя, ключ в замке быстро повернулся, дверь сильно распахнулась, ее удар отразился в моей голове набатом, я вздрогнула от боли , которая исходила и от груди тоже, и застонала.
- Она жива, – констатировал лекарь.
Он подошел ко мне, приоткрыл пальцами мой глаз, зрачок среагировал на свет и я резко заморгала.
- О, Матерь Божья! – только и произнес мой дядя присев на кровать, в ногах у меня.
- Сударыня, вы нас слышите и понимаете? – месье Жаме нагнулся ко мне.
Я кивнула, комната виделась еще не четко, как после долго сна. Возле кровати столпилась небольшая группа людей – граф, аббат, отец Ансельм, месье Жаме и мой дядя, который теперь пребывал в моих ногах.
Я попробовала приподняться на локтях, но сил не было и я упала на подушку, на мне была белая ночная рубашка.
- А где стрела? – прошептала я.
- Вытащили, – просто ответил лекарь. – Во время этого процесса ваше дыхание практически исчезло, как и пульс. Мы уже готовы были проститься с вами, выглядели вы бледно, а тело ваше было холодным.
- Вы что нибудь помните? – спросил граф.
- Последние мои воспоминания это падение в круг камней, – мой голос звучал слабо.
- По-моему мадемуазель лучше оставить в покое, у нее нет сил, чтобы с нами общаться, – возмущенно сказал отец Ансельм. – Мы помолимся за вас, дочь моя. Небо вернуло вас к жизни, – он похлопал меня по руке.
Я же провалилась в сон.
- Ей надо отдохнуть, она жива, не бойтесь, я пришлю Мод посидеть с ней, – последнее, что я запомнила – это слова месье Жаме.
Далее меня старались не беспокоить , но месье Жаме не отходил от меня, он усиленно поил меня отварами, бульонами, разводил очередные гадкие порошки, а мне просто сильно хотелось спать. В конце второго дня Мод привела Рауля, мальчик был бледен, у него под глазами залегли черные круги, увидев меня живую он кинулся мне на шею, долго рыдал вцепившись в ночную рубашку. После он просто снял башмаки и лег рядом со мной, я запротестовала когда за ним пришел Гримо, посоветовавшись с лекарем тот оставил воспитанника графа лежать рядом. Как я узнала после, мальчик видел, что в меня выстрелили, у него случилась сильная истерика, от нервного перенапряжения он потерял сознание. Друзья графа кинулись тогда в погоню за пытавшимся убить меня людьми, но лес месье де Ла Фера они знали плохо, а Цезария и ее брат по всей видимости успели обзавестись хорошими скакунами и подготовили несколько путей отхода, тщательно изучив их заранее. Они скрылись. В это время граф был занят мною и Раулем, развязанный Гримо перенес мальчика в замок, а его хозяин доставил меня прямиком в кабинет месье Жаме. Стрелу извлекали около двух часов, я потеряла много крови, лекарь не смог нащупать мой пульс и зеркало не запотело, когда он поднес его к моим губам. Мое тело стало холодным, губы практически белыми. Решив, что неизбежное свершилось, меня перенесли в мою комнату, сняв окровавленное платье, одев в длинную ночную рубашку, которую потом должен был сменить саван, месье Жаме, однако сомневался, поэтому решил оставить меня в спальне. Подобие пульса он нащупал на вторые сутки. Отсутствие трупных пятен так же укрепили его сомнения, на третий день я вспотела. Все это время у мальчика был жар, он спрашивал всякий раз обо мне, когда приходил в себя, его старались успокоить , но он чувствуя ложь за словами подбадривания и увещеваний начинал плакать, подспудно понимая, что произошло неизбежное.
Граф в это время стал очень нервен, он буквально метался от спальни, где по мнению большинства лежал труп, до детской , где пребывал в бреду ребенок. В мою смерть поверил и месье де Ла Фер, он довольно скептически отнесся к словам месье Жаме о подобии пульса, ибо сам пытался у меня его нащупать и не смог. Хотя возможно, это произошло по простой причине – месье граф в это время искал помощь в вине, реальность для него к концу дня оказывалась страшной, поэтому ночи он проводил в своей комнате для размышлений, то громя небольшое количество посуды о стену, то молча сидел и смотрел на языки пламени, которые пожирали дрова в камине. Его друзья пытались в начале подбодрить, утешить, но потом видя нервозную реакцию хозяина замка на ситуацию просто молча составляли ему компанию , стараясь помочь делом.
Моему дяде стало плохо, после вести о моей предполагаемой гибели, граф настоял, чтобы месье де Бельфора осмотрел месье Жаме. Мой опекун остался в замке, с первого дня моего забвения. Он сидел в моей спальне и просто смотрел на меня, слезы сами собой текли по его щекам. Приезжая к себе в часовню он молился стоя на коленях, перед большим распятием, ощущая груз вины за мою погибель.
Отец Ансельм смотрел более трезво на вещи, он подготавливался к трудному, с эмоциональной стороны погребению, однако тело граф ему не выдал на второй день, отчего испугавшись, что хозяин шато Ла Фер может впасть в опасную степень отчаяния, он постарался призвать на помощь аббата д’ Эрбле, считая, что тот может повлиять на друга.
Мое возвращение к жизни было воспринято, как чудо. Для местных жителей оно обросло сразу домыслами и сплетнями. Одни уверяли, что меня вернул к жизни некий монах, чуть ли не святой во плоти, но вторые шепотом говорили про Черную Магию и быстро крестились, опасаясь, что эти самые силы обратят внимания на них. Аббат как -то обронил в разговоре с месье Жаме, что беспокоиться о здоровье своего друга, тот простоял целую ночь перед статуей Святой Марии, держа свечу в руках, после того, как я очнулась.
Увы, ранение не проходило быстро и бесследно. Я была очень слабой, не могла ходить и даже долго, полулежа сидеть. Рауль видимо боясь потерять меня снова не капризничал и не докучал, он просто мог сам стараться читать книгу, водя пальцем по строкам или же рисовать улитку, писать слова на латыни в столбик, в общем делал все, чтобы показать – мои труды над его образованием не прошли даром. Он ел в одной комнате со мной, он не оставлял меня не на минуту, только когда Мод занималась моим переодеванием его выводили. Граф тоже приходил , он просто садился в кресло и смотрел. Смотрел печально, устало, иногда подходя ко мне и беря меня за руку. Мой дядя тоже приезжал несколько раз, но вел себя более шумно, правда вскоре его визиты прекратились, у него самого начались проблемы со здоровьем и месье Жаме опасался удара, так что, теперь кроме меня и Рауля, на попечении у лекаря оказался и мой опекун. Гости графа поняв, что все обошлось, видимо чувствовали некую неловкость от ситуации и поспешили откланяться. Мое выздоровление продолжалось медленно, но верно – через пару недель видя, что мне лучше , Рауль наконец перешел в детскую. Я же могла вставать и передвигаться по комнате, с помощью Мод даже ходить на небольшие расстояния – до конца коридора, но граф и месье Жаме обычно не позволяли это проделывать часто. Каждый день хозяин замка приходил ко мне – обычно он рассказывал новости за день, которые непременно содержали информацию о состоянии здоровья дяди, после он мне обычно что-нибудь читал. Я не была против этих вечеров, ибо граф приходил чаще во второй половине дня, мне они были приятны. О том, что происходило по сторону света и тьмы я пока никому не рассказывала. Мне казалось, что мое повествование может вызвать недоумение и вопросы по поводу моего рассудка. Собственно к тому, что случилось на поляне все таки пришлось вернуться. На пятый день, после моего возвращения на грешную Землю, граф пришел с вопросами о тех, кто и почему в меня стрелял. Я поведала ему все, начиная с подслушанного разговора.