- Сударыня, ну почему же вы все мне не рассказали, тогда в Лилле?! – воскликнул он. – Вашего ранения можно было бы избежать!
Я пожала плечами, понурив голову.
- Простите, после нападения безумного монаха я обо всем забыла, – пробормотала я. – Вы их поймали?
- Увы, но нет, они заранее изучили маршрут, а мои друзья не очень хорошо ориентируются в моих угодьях, – с сожалением в голосе произнес граф. – Но вам не стоит беспокоиться, теперь вы будете под моей защитой. Отныне все прогулки, поездки в моем сопровождении и с охраной.
- Вы боитесь, что они повторят попытку?
Он кивнул, в подтверждении моих слов.
- Эти люди решительны и жестоки, вы уже имели случай в этом убедиться. Поэтому, с этого момента, я вам запрещаю выезжать куда-либо в одиночестве, либо с одним слугой.
Посмотрев на мое испуганное лицо, он улыбнулся и похлопал меня по руке.
- Уверяю, что теперь они к вам не подступятся, я сделаю для этого все возможное , – постарался успокоить меня мой собеседник.
После мы не возвращались к этому разговору, меня старались отвлечь от неприятных воспоминаний. В один из наших совместных вечеров, граф пришел ко мне с книгой и с корзинкой рукоделия, которую он поставил передо мной.
Я удивленно посмотрела на его ношу, не дожидаясь разрешения стала рассматривать ее содержимое.
- Для чего это? – я вытащила несколько мотков шелковых ниток красного и синего цвета.
- Я думал, что вы сразу распознаете сие предметы – это нитки, несколько лент...
- Нет, нет, я знаю, как они называются и как ими пользуются, но зачем вы мне сие принесли?
- Ну, это же очевидно, чтобы вы занялись тем, чем обычно занимаются благородные девицы из порядочных семей – рукоделием. Там на дне есть рисунок для вышивки, еще от моей сестры остался, – усмехнувшись пояснил граф.
Я побледнела, а затем покраснела.
- Я плохо вышиваю, да и вообще рукоделием редко занималась, – сконфужено прошептала я.
- У вас будет шанс наверстать упущенное. Эта корзинка теперь ваша, приступайте к работе, а потом покажите мне результат.
Хозяин замка сел в кресло, в то время, как я пыталась распутать нити и вдеть одну из них в иголку.
- Сегодня у нас для чтения Шекспир, – мне показали книгу. – “Двенадцатая ночь или Что угодно?”
Я вытащила со дна корзинки салфетку небесно-голубого цвета, на которой кто-то обозначил графитной палочкой узоры в виде красивых цветов, начал даже расшивать, но свою работу оставил. Взяв неуверенно иглу я попыталась идти по контурам, которые были видны слабо, но все же угадывались. Граф стал читать мне пьесу, зная прекрасно английский он переводил мне ее по ходу, с листа, правда не всегда попадая в рифму и тогда читая выдержку из оригинала. Книга была довольно интересной, с прекрасным юмором и сюжетом. Так, что я забыла про вышивку и просто слушала чтение.
- Кстати, как вы относитесь к действиям главной героини – ее переодеваниям в мужское платье? – полюбопытствовал месье де Ла Фер.
- Это великолепный план, пойти на это ради любви , это же какое чувство надо испытывать! – прошептала я.
- Вы так бы смогли поступить?- чтец испытующе посмотрел на меня.
- Ну, ради большой любви, то наверное да, к тому же в ее действиях не было ничего плохого, – я пожала плечами.
- То есть, показывать всем свои ноги и иные части тела, которые нормальная девица скрывает под юбками вы считаете уместным?
- Нет конечно, но....но... это так романтично, – я не нашлась более, что ответить, а граф хмыкнув сказал:
- Я лично не советую так вести при мне.
- Но, вы же сами переодевали меня в мужское платье! – возмущенно произнесла я.
- То было наказание, а не предложение поведения, – возразил хозяин замка. – Что вы сделали с нитями? – он указал на мое рукоделие.
Я нервничала и непроизвольно завязывала узелки на них, отчего на салфетке у меня появилось цветное гнездо.
- Видимо это не мое, – я быстро положила вышивание назад, в корзинку.
- Ваше, ваше, я поговорю с Мод, чтобы она с вами сидела и занималась этим занятием, около часа в день, – возразил граф.
- Хорошо, – вздохнула я, в конце концов мне нужно было себя чем-то занять.
- Может вы мне лучше принесете что-нибудь почитать, на ваш вкус? – попросила я.
- Вам неприятно слушать мой голос? – вопросил меня месье де Ла Фер.
- Нет, что вы, но просто вы приходите по вечерам, мне же хотелось читать и днем, – просто объяснила я.
На следующий день мне принесли Лопе де Вега, на испанском. Каждый день меня посещал Рауль, которому я часто читала отрывки оттуда. Я читала ему комедию “Собака садовника”, правда пропуская пикантные моменты, которые мне казалось ребенку не нужны.
– Не понимаю, если графиня любила Теодоро , то почему прогнала? – спросил мальчик.
- Наверное пыталась забыть, – предположила я.
- А по-моему она просто жадной была и его на самом деле не любила, – вынес вердикт мой слушатель. – Взрослые любят такие странные книги, – добавил он.
Спустя еще неделю я могла спускаться вниз и гулять по замку, меня неизменно сопровождала Мод, Гримо и Рауль. Когда мы прогуливались по оранжереи к нам спустился граф, он был довольно мрачен. Оказалось, что в одном из его поместий, в Берри, произошел пожар , он вынужден туда отбыть, дабы оценить ущерб, дать соответствующие распоряжения по восстановлению.
- Прошу вас, следуйте моим советам, помните о безопасности, – наставлял он меня перед отъездом.
Увы, долго следовать указаниям месье де Ла Фер я не смогла. Спустя три дня приехал Жиль из поместья дяди – у моего опекуна случился удар.
- Все произошло, когда граф сидел за завтраком, он побледнел и повалился вдруг на стол, месье Терри со слугами смог его перенести наверх, меня послали за месье Жаме и вами, – быстро затараторил слуга, однако я уже не слушала его , выбегая из холла, зовя Мод, лекаря и ища свою накидку.
Я вскоре прибыла в поместье, отправив впереди себя врача. Состояние моего дяди было критичным, но месье Жаме пообещал сделать все, что в его силах. Граф де Бельфор лежал в своей спальне недвижимый, бледный и практически ничего не говорящий. Месье Терри написал моим кузинам и сыну графа – Шарлю, где подчеркивал критичность состояния их отца, опасаясь, что они могут не застать его при жизни. Моя родня приехала спустя четырнадцать дней, а до этого я металась по поместью, не находя себе места. Рауль меня не тревожил , мальчику передали причину моего отсутствия, я была поглощена болезнью дяди. Часами просиживала возле его постели, пытаясь, когда он в сознании был, говорить с ним, но месье Жаме, теперь часто посещающий нас, выговорил мне, что я утомляю больного, так что мне приходилось страдать в другом месте и молиться. Родственники прибыли довольно поспешно, месье Терри озвучил им мнение лекаря, по поводу скорой кончины их отца, было похоже, что она не за горами. Шарль был больше молчалив, бледен, он практически не общался со мной, проводя время либо подле кровати графа де Бельфора или же в его кабинете. Я стала понимать, что виконт начинает принимать дела, уже свыкшийся со скорой кончиной родителя. Его супруга Камилла была тихой, незаметной, она подобно тени бродила по дому, все время молча и кутаясь в шаль. Разговор с ней у меня не шел, ибо она отвечала кратко, шепча себе под нос, а после удалялась обычно в часовню молиться о месье де Бельфоре или же в свою комнату, читать молитвенник. Маргарита, моя старшая кузина, была довольно властной, резкой и сразу утвердила в поместье свои права. Она критиковала слуг, покрикивая на них, довольно резко говорила с управляющим, после чего он более не сидел за одним столом с нами. С ней приехала ее старшая дочь – десятилетняя Корнелия. Это была довольно полная девочка, которая взяла у своей матери темные волосы, наглый характер, а от отца серые глаза и курносый нос. Корнелия так же начала пробовать свои капризы на слугах, в том числе и на Мод, вызвав молчаливое раздражение у последней. Кузина Беатрис была тем человеком, с кем приятно было мне общаться, она всегда говорила мне добрые вещи, голос ее звучал спокойно, но увы, ее здравые советы и человеческое отношение не воспринимались остальными моими сородичами. Этот значимый разговор произошел в один из вечеров, когда мы сидели за ужином, Корнелия была отправлена на вверх, дабы не мешать серьезным обсуждениям. Пытливые взгляды моих родственников были устремлены на меня, я чувствовала, что и разговор пойдет о моей персоне, что-то подсказывало, что радостным он не будет.