— О, я вижу, что вас тоже мучает бессонница, дети мои, — сказал он и, поискав глазами себе место, уселся в кресло возле камина.
— Рене, так вы решили переночевать в нашей комнате? — холодно спросил граф.
— Друг мой, я опасаюсь за ваши души. Пусть вы и можете справиться с человеческими силами, но я смогу оградить вас от сил сакральных... — аббат указал на пухлый молитвенник, который держал в руках. Сев так, чтобы лунный свет падал на страницы, он углубился в чтение.
Я проснулась от тихого плача в ночи. Мод лежала рядом и крепко спала, граф почивал у меня в ногах, растянувшись поперек кровати, аббат, накрывшись плащом своего друга, спал в кресле. Плач доносился из коридора, и, подумав немного, я решила проверить его источник. Медленно встав с кровати, стараясь не разбудить остальных, я вышла из комнаты, повернув ключ. В коридоре было темно, только Луна освещала его и то периодически, проникая сквозь частые облака. Я пошла на плач, стараясь, чтобы половицы не скрипели под моими ногами. Источник плача находился в небольшой комнатке, это была Теофилия. Дверь в ее опочивальню была приоткрыта, она сидела на кровати, пытаясь остановить платком кровь из носа. Увидев меня, она широко распахнула глаза.
— С вами все в порядке? — спросила я.
— Нет, но вам лучше уйти, немедленно! — прошептала вполне осознанно женщина. — Пока вы с мужем, слугами и с друзьями, вас не тронут.
— Что здесь происходит? Ваш отец говорил, что вы больны и никого не узнаете... — непонимающе спросила я.
— Уезжайте немедля, Дюпон страшный человек! Вы не знаете, сколько вот таких вот путников так и не покинули этот дом, — прошептала моя собеседница с заплаканным лицом.
— Вы хотите сказать, что ваш отец заманивает людей и убивает? — с ужасом в голосе уточнила я.
— Отец? Что вы, моим отцом был граф Сент-Обер, а матерью — гувернантка его дочерей. Когда я родилась, он заботился обо мне, когда его не стало, эти заботы легли на плечи моей довольно наивной матери. Она вынуждена была снова выйти замуж, и, как назло, она выбрала этого человека, который мог быть обходительным, но на самом деле — довольно жестоким. Он быстро свел ее в могилу своим ужасным характером, после — стал срываться на мне. Я хотела уйти в монастырь, но денег для этого он не давал, а родные по линии отца отказывались и знать меня, не то что помогать. Единственным человеком, который проникся сочувствием к моему положению, стал месье Лемаршан. Он был немолод, но довольно обходителен, отчим даже согласился на наш брак; но потом мой жених исчез за пару дней до свадьбы. Месье Дюпон заявил, что меня бросили и теперь никто не будет смотреть в мою сторону. Он запер меня в доме и пытался добиться моего внимания, как мужчина у женщины... — ее голос сорвался.
Девушка справилась с волнением и продолжила:
— Когда он попытался взять меня в первый раз, то Господь его покарал и он лишился мужской силы. Но этот человек так и не понял, что сие наказание Небес. Он обозвал меня ведьмой и сильно избил. Несколько раз Дюпон пытался повторить насилие надо мной, но не мог. Тогда он заставил играть роль больной дочери, считая, что это располагает путников и вызывает жалость.
— Но неужели никто не замечает, что в вашем доме пропадают люди? Да и почему вы не сбежите в город и не пожалуетесь на него? — воскликнула я.
— Он многим ссужает деньги, знает слабые места жителей — с ним не хотят связываться. К тому же Дюпон хитер, как лис: он убивает зажиточных крестьян, а дворян не трогает. У вас есть шанс уехать живыми! — пояснила Теофилия. — О бедных людях без герба никто особо переживать не будет, к тому же он со слугами прячет тела. Вы видели этих мрачных ангелов в саду? Под ними собирают останки, — прошептала девушка. — Меня же в городе никто не желал слушать: он распустил слух, что я ненормальная. Это ужасный человек. Знаете, он сжег гостиницу, которую построили недалеко от нашего дома. Там погорел хозяин с семьей и половина невинного народа — постояльцы. А он просто наблюдал за пламенем и напевал народную песню о чужой крови.
— Мы немедля уедем отсюда, я поговорю с графом, и он, я уверена, согласиться и вас увезти, мы сможем вам помочь! — я схватила девушку за руку и потащила ее в коридор.
Когда мы пришли в комнату, отведенную для нашего сна, то я застала спор месье де Ла Фер и аббата; видимо, мое отсутствие их беспокоило.
— Анна, вы с ума сошли, пойти гулять в одиночестве по этому проклятому дому! — возмущенно прошипел граф, когда мы вбежали в комнату.
— Нам надо срочно уезжать! Отчим Теофилии... Он убивает людей и прячет их тела в саду! — выпалила я.
Моя спутница согласно закивала.
— Я не знаю, как он поступит с вами; но есть вероятность, что побоится, что вы его раскроете, и, нарушив свое правило, убьет. Он непредсказуем и жесток, — шепотом пояснила девушка.
— Вы можете нас вывести из дома так, чтобы слуги и ваш отчим не услышали? — спросил граф.
Теофилия задумалась и кивнула:
— Старый коридор: он ведет на лестницу, которой раньше пользовались слуги, но она сейчас расшаталась сильно и мы ее избегаем. Однако если пройти осторожно, держась за стену, то можно незаметно покинуть дом. Я иногда выхожу по вечерам, стараясь избежать противных встреч с Дюпоном. Хотя я и не могу убежать из дома, но ему приходится меня долго искать, а я могу побыть наедине и поскорбеть о своей судьбе.
Месье де Ла Фер согласно кивнул; мы взяли огарок свечи и осторожно вышли во тьму коридора. Теофилия прекрасно знала, куда ступать, какие половицы скрипят, а какие — нет; она вывела нас в неосвещенный коридор, где с потолка свисала длинная и противная паутина, а под ногами пушистыми облаками лежала пыль. Лестница, о которой она говорила, была и правда древней, полностью изъеденной жучком; пара ступеней обвалились, и по середине зияли дыры.
Теофилия показала, как спускаться по еле державшимся ступеням, а вот дыру приходилось перешагивать, причем, хватаясь за пару выступающих камней в стене. Сначала спустилась Теофилия, затем — граф, затем — аббат д’Эрбле. Для меня же лестница двоилась в глазах, я боялась смотреть в зияющую дыру.
— Анна, что вы там топчетесь, у нас каждая минута на счету! — прошипел граф, однако я услышала его.
— Я... Пусть Мод идет, я за ней, — служанка согласно кивнула; она бросила узлы с одеждой вниз, мужчинам, и довольно проворно спустилась по старым ступеням.
— Теперь чего мы ждем? — спросил Оливье, испытующе посмотрев на меня.
Я вздохнула и, закрыв глаза, на ощупь начала спуск, как вдруг лестница зашаталась подо мной; я вскрикнула и быстро вернулась назад.
— Куда? Сударыня, начинайте спуск, а Рене пока разбудит Гримо; мадемуазель Теофилия покажет, как открываются ворота...
— Я не могу, мне страшно, — шептала я, паника охватила мое сознание.
— Не можете спуститься — прыгайте, — последовала команда. — Я поймаю, тут невысоко.
— Я не смогу это сделать, — пробормотала я, подходя к краю площадки.
— Значит, крыса, которая стоит рядом с вами, сейчас перекусит вам ногу, — спокойно пояснили мне положение дел.
Я резко развернулась, чтобы посмотреть на опасного грызуна, и в это время что-то твердое ударило мне в плечо. Это нечто сбило меня с ног, и, так как перил на площадке не было, с распахнутыми от ужаса глазами я упала в темноту.
Сильные руки подхватили меня в воздухе и прижали к себе.
— Ну, вот и все, а вы боялись, — говоря это, граф подтолкнул Мод узел, которым он меня сбил с ног.
Служанка с вещами, а Оливье со мной на руках быстро вышли в сад; мы прошли по узкой тропинке и вышли к конюшне. Наши слуги были разбужены, кучер обмотал копыта лошадей мешковиной так, чтобы стук не был слышен. Теофилия открыла нам ворота: она вытащила ключ из низкой крыши сторожки, где его обычно хранили. Экипаж осторожно вывели на дорогу и так же осторожно увели подальше от дома. Все это время мы шли за ним, только на безопасном расстоянии стали в него залезать.
Теофилия замялась, но аббат просто взял ее за руку и потянул к себе на сиденье.