— Дочь моя, оставить вас с этим монстром — преступление против веры, на которое я не могу пойти, — проговорил он, помогая ей расположиться рядом.
— Но все мои вещи, они остались в доме, — печально проговорила девушка.
— Мы с вами одного роста, и вы можете взять мои платья. В моем замке их предостаточно, — я похлопала ее по руке.
— Сударыня, вы спасли нам жизнь, мы позаботимся о вас, не беспокойтесь, — пообещал граф.
У девушки на глазах появились слезы, она принялась нас благодарить.
— Я напишу властям вашего графства, месье Дюпон должен понести наказание, – добавил Оливье.
Она согласно кивнула. Далее мы ехали в пути практически молча, задремав из-за бессонной ночи.
Вскоре мы достигли нормального гостиничного двора под названием «Красный голубь». Граф снял несколько комнат для нас, в том числе и для Теофилии, отдельную. Девушка выглядела довольно бледной, на теле у нее были многочисленные синяки и следы от веревок. Оливье узнал, что в гостинице остановился лекарь, и попросил его за звонкую монету осмотреть жертву месье Дюпона. Теофилия была испугана, смущена и не верила в свое спасение. По ее словам, все жертвы-гости ее сторонились, когда она пыталась с ними заговорить. Аббат проникся к ней жалостью, он взялся утешить ее Словом Божьим, а я отправила к ней в комнату Мод, чтобы она помогла нанести ей на тело мазь, которую всучил нам лекарь после осмотра; также мне думалось, что после всех этих кошмаров, которые пережила наша новая знакомая, ее нельзя оставлять в одиночестве. В этот же вечер месье де Ла Фер написал герцогу, которому подчинялся граф, хозяину земли месье Дюпона. Я же отдала Теофилии свою накидку.
— Как можно быть таким чудовищем... — пробормотала я, забираясь под одеяло; после того, как Мод переодела меня ко сну и ушла к Теофилии, я поужинала сидя на кровати, к счастью кувшины с отварами от сестры Терезы не разбились (они до этого оставались в экипаже, в корзинке). Граф молча сунул мне в руки кружку с одним из них.
— Этот человек скорее всего помешался, раз испытывает радость, наблюдая за смертью невинных людей, — мрачно резюмировал мой собеседник.
Он разделся и уже собирался лечь рядом со мной, как вдруг мой взгляд упал на сложенный договор, который торчал за рукавом его камзола.
— Я могу его прочесть? — спросила я робко.
— Зачем вам волнения перед сном? — спросили у меня ничего не выражающим голосом.
— То есть там написано нечто, что может меня расстроить или напугать? — с подозрением произнесла я.
— Брак обычно пугает девиц своей неизвестностью, — усмехнулся граф и было хотел повернуться уже на бок, чтобы уснуть.
— Я все же хочу прочесть о том, что меня ожидает; прошу вас, иначе я не засну! — я не желала отступать.
Он какое-то время смотрел на меня.
— Я даже прощу вам тот синяк, который у меня расплылся на плече после того, как вы швырнули в меня узел с вещами, — увещевала я его.
Граф хмыкнул:
— Если бы я не сшиб вас сим узлом, то вы бы стояли причитая там до утра, — возразил он мне. — Ладно, читайте, — он протянул мне бумагу.
Схватив желанный документ, я погрузилась в чтение. В начале все было довольно предсказуемо: перечислялись мои земли в качестве приданного, денежная сумма, которую также забирал граф, но вот середина договора меня испугала и удивила.
— Что это? — удивленно спросила я, сунув бумагу в лицо Оливье.
— Буквы это, а они образуют слова, — буркнули мне в ответ.
— Я понимаю, что буквы и слова, но тут прописаны ужасные вещи! Что вы написали в пункте о деторождении?!
— Помилуйте, сударыня, я написал обычные и вполне логичные вещи, — усмехнулся граф.
— Пятеро детей! Я не смогу родить столько — я умру! — обреченно произнесла я.
— Вы драматизируете все заранее, — постарались меня успокоить.
— Но это невозможно: слишком много, — прошептала я.
— Ну-ну, вы молоды, я тоже не совсем старик, так что исполнение этого пункта для нас вполне достижимо. К тому же опыт показывает, что из такого количества, как правило, выживает один или двое детей, — пытались меня вразумить.
— Можно перечеркнуть это? — спросила с надеждой я.
— Нет, нельзя, мне нужны в этом браке законные наследники, для чего по-вашему я женюсь?
— У вас ведь есть Рауль... — пробормотала я.
— Рауль хороший мальчик, но не может наследовать мои земли; я могу дать ему образование, помочь в дальнейшем с карьерой, но он не сможет носить титул графа, — произнес немного грустно мой собеседник.
Я какое-то время думала, над его словами, и внезапно меня постигла догадка.
— Он ваш внебрачный ребенок? — спросила я.
Лицо графа побледнело, он не ответил.
— Вернемся к нашему договору. Вам его придется принять, точнее, вы уже согласились с ним, поставив подпись, поэтому ваши возмущения сейчас не имеют значения, — ответили мне холодно.
Я вздохнула и отдала его Оливье.
— Не бойтесь, все будет хорошо, — просто успокоили меня; видимо, я выглядела довольно бледной.
Я лежала с распахнутыми глазами, силясь не заплакать от обиды и страха. Слезы, однако, были уже на глазах, и, растворившись в своем негодовании, я вздрогнула, когда он начал гладить мне руку.
— Ну, что вы в самом деле, я прописал в договоре обычные вещи, — меня он
придвинул к себе. — Успокойтесь, если будет угроза вашей жизни, то, естественно, никто не будет настаивать на этом, — меня погладили по волосам.
— Кстати, вы должны мне сказку на ночь.
— Вы запретили мне рассказывать что-либо, кроме религиозных текстов, — проговорила я, сморгнув; слеза покатилась по щеке, но ее тут же вытерла рука графа.
— Я на сегодня отменяю свой запрет. У вас пара минут, чтобы подумать над рассказом, — возразили мне.
— И какова награда за сказку?
— О, в вас есть деловая жилка, сразу вспомнили про цену, — он усмехнулся. — Видите это кольцо с сапфиром? — он указал на свою руку. — Я подарю вам его, оно старинное и довольно дорогое, — объявили мне.
— И явно на три размера больше моего пальца, к тому же я довольно спокойно отношусь к украшениям, — фыркнула я.
— Чего же вы хотите?
— Даже не знаю... — я попыталась придумать цену. — Возможно, вы разрешите мне посещать вашу библиотеку?
— Хорошо, но только со мной, — ответили мне. — Жду ваше сказание, сударыня.
Я старалась вспомнить что-либо, но поняв, что точно ничего не смогу рассказать, а попасть в библиотеку очень хотелось, я, как и раньше, решила придумывать свое развитие сказки.
— Жил-был купец, была у него единственная красивая дочка, которая больше всего на свете любила читать книги, — начала я. — Как-то раз ее отец поехал продавать товар на ярмарку, а, возвращаясь, попал в грозу, сбился с пути и свернул к мрачному, черному замку. Он постучал туда в надежде, что его пустят переночевать, но никто не ответил ему; тогда он проник вовнутрь и решил сам расположиться там. Но не успел сделать и пару шагов, как оказался в лапах огромного чудища.
— Оно и понятно: в мрачных замках всегда живут чудовища или вдовцы, — буркнул мой слушатель.
— Чудище захотело убить незваного гостя, но тот взмолился и стал сулить монстру деньги и все, что пожелает. Тут это существо увидело медальон на шее купца с портретом любимой дочери и пожелал ее. Отец отказался, но монстр напугал его, заявив, что он убьет самого купца, а потом найдет и прикончит его ненаглядную дочь. В общем, купец согласился, решив, что его ребенок останется в живых. Вернувшись, он все рассказал дочери, и она смело решила идти в замок чудовища.
— Героиня вашей сказки чем-то на вас похожа: смелая, дерзкая, наивная и, наверное, крыс боится, — вставили ремарку.
— А чудовище, значит, вы?
— Почему бы и нет, у меня есть замок все-таки, — графа явно забавляла эта аналогия.
— Он запер девушку в замке, и она должна была развлекать его чтением, есть с ним за большим столом, танцевать, музицировать, петь, гулять с ним по парку, — продолжила я свой сказ.
— Конечно! Я забыл про танцы и музыку. Сударыня, вас ждет плотный план по развлечению меня. Надеюсь, что вы умеете петь и танцевать, — месье де Ла Фер снова прервал меня.