– Да вот не пойму, – произнес Давилов, озадаченно изогнув свои пухлые губы, – то ли мэрским креслом, то ли крупным баблом.
– Так это ж одно и то же! – Крутов в голос расхохотался и хлопнул по столу своей лапищей, звякнув серебряными приборами и чуть не перевернув стаканы.
Володя тоже засмеялся. Что он здесь делает? Ему же противны эти двое. Терпи, Володя. Хочешь кататься на социальном лифте, налаживай связи. Без этих двоих он власть не удержит. Лишь бы не вышло как в песне, что у лифта трос оборвался, и он в землю шахты влип. Может, прав был голосовой ангел? Не стоило в политику лезть?
Володя одернул себя. Что это он размяк? Раньше за собой такого не замечал – все сны эти дурацкие.
– Что задумались, Владимир Александрович? – спросил Крутов.
– Господин мэр все о родине думает, – ответил за него Давилов.
Прокурор с судьей вновь расхохотались.
– Что тут думать? – с отдышкой от смеха пропыхтел Крутов. – Главное людей правильных расставить, а они обо всем позаботятся. Ты же помнишь, кто должен стоять на управлении горимуществом? – как бы невзначай бросил он.
– И на земресурсах, – вставил Давилов.
– Я все помню, – выдавил из себя Володя, не в состоянии больше улыбаться.
Почему он чувствует себя так? Он же только что выборы выиграл, цели своей достиг. А ощущение такое, будто он в клетку попал. Золотую, просторную, но все же клетку. Разве об этом он мечтал?
***
За год мэрства Володя таки отремонтировал несколько дорог и построил аж две спортплощадки. Больше ему сделать не дали. Слишком большими были запросы у его покровителей, и слишком быстро росли их аппетиты. Все это время ощущение клетки усиливалось. Клетка все сжималась и сжималась, и, казалось, превратилась в средневековую клетку для пыток. Тесную, твердую и с шипами.
Но не из-за этого Володя сидел на кухне и плакал. Не только из-за этого. На дорогом дизайнерском столе перед ним стояла полупустая бутылка рома, рядом на листке бумаги – недопитый стакан и еще запечатанный пакетик с кокаином. Листок этот ему выдали в лучшей клинике города. Сам заведующий, опуская глаза и потупляя взор, сообщил ему диагноз. Меланома.
Володя помнил, как год назад заметил почерневшую родинку, но не придал этому значения. Он был слишком занят выборами, а затем назначениями, бюджетом и публичностью. Пока он подписывал бумажки, ходил по телестудиям и игнорировал усиливающиеся боли, зараза росла. Метастазы обнаружили во всех жизненно важных органах. Теперь они проступили даже на коже. Сколько ему осталось? Месяц? Два? Два месяца боли и мучений? Два месяца бесполезной терапии и бессмысленных расходов? Лучше эти деньги направить на что–то полезное. Лучше оставить после себя хоть что–то хорошее.
***
– Воло-одя. Воло-оденька, – тянул знакомый голос.
Володя открыл глаза. Он понимал, что находится в своей спальне, но едва узнал ее. Окно справа от кровати увеличилось до размера всей стены. Огромная бордовая луна заливала комнату кровавым светом. Слева откуда-то взялось еще одно окно и еще одна луна.
– Я здесь.
– Твою мать! – закричал от ужаса Володя, когда поднял глаза к потолку. В дальнем углу, словно паук, растопырив ноги и руки, висел Пашка. Голова вывернута на сто восемьдесят градусов, смотрит пустыми глазницами прямо на Вову. Черные губы растянуты в оскале.
– Ты просил сменить обстановку, помнишь? – быстро перебирая конечностями, Паша прополз по потолку и оказался прямо над Володей. – Хотел посмотреть мои крылья? Любуйся. – Два черных кожистых крыла растянулись от окна до окна. – Нравится?
– Что тебе от меня нужно? – выдохнул Володя. Он оцепенел от ужаса и не мог оторвать взгляда от жуткой морды.
– Уже ничего. Ты уже все сделал. Теперь ты – наш, – оскал стал шире, разрезав морду от уха до уха.
– Ты ведь знал, – прошипел Володя. Он не идиот и сложил два плюс два. Появление его «друга» не просто так совпало с первым проявлением меланомы.
– Конечно, знал. Ты был в шаге и тебя нужно было лишь немного подтолкнуть. Даже не подтолкнуть, а не дать тебе, – Паша мерзко хихикнул, – сойти с пути.
– Значит, тот второй все же ангел?
– А ты как думаешь? – снова омерзительная ухмылка, от которой мороз по коже.
– Ну, он пытался меня направлять. Но как-то неуверенно и… неправильно.
– А ты думал, только ты со своей сворой можешь клиентов разводить? Прокурор – злой полицейский, а ты – добрый. Он накручивает срок, а ты якобы сбиваешь. И каждый отбитый год – штука баксов. И судья тут вроде как ни при чем. Он у вас сама непредвзятость и справедливость. Скольких вы людей так облапошили?