— Неисправима, — недовольно сказал, сев на край кровати, накидывая на ноги белые тапочки.
— Просто знай — я не девочка для плотских утех! — повысив тон в недовольстве, вышла хлопнув дверью.
Она взяла из гардеробной плед, подушку став располагаться на маленьком диванчике в гостиной.
— Это нормально, когда есть сексуальное влечение. Не стоит стесняться своих желаний, — когда она поправляла постельное, Огастин подошёл и взяв за руку развернул, сердечно прижимая к себе. Рукой зарываясь в волосы, монотонно нашёптывая на ухо — понимаю, ты не можешь забыть, как я с тобой обошёлся. Я ужасен, знаю, но я был ослеплён ревностью. Больше подобного не повториться, птичка моя.
— Да, да, помню — птичка в золотой клетке! — завопила от досады услышанных слов.
— Стало быть, будем продолжать играть в обидки? — вопросил он отдалившись от неё. — Чего ты вообще хочешь с этого разговора, Челси? Отпуская тебя в мир людей я надеялся, что ты все переосмыслишь. Однако, ты как и прежде гнетёшь себя обидами, страхами, — он оперевшись о край кухонного стола на секунду задумался.
Огастин был весьма проницателен, только Челси это ничуть не остановило от своих откровений:
— Отбывая в мир людей, я питала надежду, что не вернусь в мир Ада, значит и не вернусь к тебе, потому что ты есть дьявол, а я твоя «птичка» — твоя собственность! — презрительным тоном, задетая за живое говорит.
Она с усталой ухмылкой смотрела на его массивные плечи, широкую спину как скала и думала, как же сильно полюбила его, но совсем не понимала зачем намерено преподносила эту горькую пилюлю.
— Зачем ты мне это говоришь? — глазами как тьма, смотрит на неё недовольно.
— Всё-таки, как ты говоришь я «переосмыслила», и не могу сказать, что вовсе не рада твоему приходу, — прошептала измученно, присев на диван. — Я не смогла бы жить без тебя. Просто вихрем кидает из стороны в сторону, от полного отсутствия моральных сил и не понимая зачем я существую.
— Челси, тебя кто-то обидел? — раздался вопрос как гром. — Что произошло пока ты была здесь? — Огастин подошёл вплотную к ней.
— Ничего, — отрешённо ответила, стараясь сделать, как можно тщательнее уверенное лицо.
От своего очередного вранья, Челси становиться противно, горечью в горле встаёт ком.
— Не лги мне! — подняв за плечи, чуть потряхивая кричит. — Не сразу понял, что именно в тебе изменилось, но сейчас понял — кто-то осмелился тебя обидеть. Кто это?
— Не фантазируй, Огастин, обыкновенная усталость, — выпутываясь из его рук, говорит Челси.
— Ладно, — коротко ответил. — Челси, поправь свой халат.
— Что? — недоумевающе спросила, заметив нездоровый блеск в глазах Огастина, направленный куда-то вниз в область груди.
Она посмотрела туда же, куда смотрел Огастин и увидела, как торчащий сосок выглядывал из под махрового халата, и стала судорожно прятать его.
— Это выше моих сил держать вожделение к тебе, — чуть ли не взвыл Огастин, подходя ближе к ней заставляя снова усесться на диван.
— Огастин, что ты задумал? — спрашивает, трясясь от подступившего страха.
— Позволь подарить тебе лучшую ночь, полной нежности и страсти? Я искуплю перед тобой всю причинённую обиду, — опускаясь на колени перед ней, томно говорит.
Сам не понимая, что делает, словно загипнотизированный.
Челси молчит поджимая губы. Она не знала, как реагировать на подобного рода предложение. В тоже время, будто только этого предложения от него и ждала. Ведь, среди всей случившейся жестокости к ней, ей так не хватает нежности и ласки. Чтобы именно Огастин излечил все причинённые раны, дал почувствовать, что она может быть не только игрушкой в руках злодея, но и любимой женщиной.
Её молчание он принял за согласие. Поглаживая гладкую кожу ног, коснулся нежно губами внутреннего бедра, отбрасывая угол халата в сторону. Хотел он её, ещё как хотел! Во всём теле ломотой отдавалось неистовое желание. Такая красивая его девочка, такая желанная. Втянув запах её кожи, невольно облизнулся.
Со всем голодом и страстью, прильнул к её кружевным трусикам, расправляя шире ноги, позволяя почувствовать Челси большой спектр приятных ощущений.
— Не надо, Огастин, — сдвигая ноги, голосом с хрипотцой стыдливо просит.
— Ты прекрасна, прекрасней всех на свете! Тебе нечего стесняться, — так же хрипло ответил, вернув ноги в обратное положение.