Стала специально тянуть время, выжидая прихода дорого мне человека, по чьему голосу и взгляду я неимоверно соскучилась. Джина же не находила себе места и очень нервничала, часто поглядывала то на меня, то в сторону дверного проёма. То что с минуты на минуту придёт он я нисколько не сомневалась, отчего по телу проходили покалывающие, невидимые импульсы. Моё настроение постепенно поднималось до небес, воодушевившись предстоящей встречей. Быть может, Огастин не разделит со мной эту радость и постарается задеть мои чувства, правда я не возьму это во внимание, точнее постараюсь не взять. Думать о плохом не хочу.
Чёрные ангелы стали накрывать на стол, класть столовые приборы, на месте, где сидит Огастин. Они искоса поглядывали на нас, затем друг на друга понимая, что мы здесь не должны находиться, сейчас придёт король на трапезу и всем может знатно влететь. Только я надеюсь, что увидев меня он про всё на свете забудет, отставит в сторону злобу и накопившуюся обиду, наконец обнимет.
Внезапно до нас донёсся мужской бас, отчего мои щёки обдало жаром. Сердце сжалось в тугой ком. Тяжёлые шаги приближались к нам, и я забыла как дышать. Я сидела спиной к входу, но его взгляд я почувствовала на интуитивном уровне, он пронзил меня через кожу попадая в самую душу. На ватных ногах я решила встать из-за стола, чтобы поприветствовать самого любимого и дорого человека во всей вселенной. Сказать, как сильно я скучала по нему, как моё тело изнывает, как не хватает жарких касаний его рук.
Наши взгляды встретились. Я не сдержалась с улыбкой, сказала:
— Здравствуй!
За спиной показался Марк, надменное выражение лица и лёгкая ухмылка, неприятно укололи, но не он меня волновал в эту минуту, поэтому я снова обратила внимание на Огастина.
Холодные небесные глаза отрешённо оценивали меня, затем медленно скользнули на большой живот и снова подняв свой бесстрастный взгляд, ничего не ответив направился к столу. Марк пошёл следом. Безразличие разразило моё сердце молнией, ноги будто приросли к полу. Сжав кулак подавила слёзы накатывавшиеся на глазах. Хотелось кинуться в ноги, просить прощения, умолять, только, пускай не будет так холоден, пускай не будет безразличен! Душа болит и плачет! Да только Огастин всё решил для себя и был прав. Мы разные и у нас разные дороги, но как же страшно стать пустым местом для того, кто для тебя целый мир.
Я поспешила уйти прочь. Когда я наконец дошла до комнаты, не позволив войти Джине, закрыла дверь на ключ и рухнула на кровать, уткнувшись в подушку. Слёзы душили, хотелось кричать: «Почему так больно любить?!». Я утопала в слезах, не было сил терпеть отрывки из памяти о его пренебрежение мной. Конечно, а что я добивалась, когда часто говорила «нет»? Когда всё время пыталась его упрекнуть в чём-то, сделать виноватым? Теперь, я получаю то чего хотела, чего так яро добивалась. Дура!
Стук в дверь:
— Да!
— Господин Огастин! — голос Джины дрожал.
— Что случилось, Джина?
— Господин Огастин, Госпожа Челси вот уже несколько дней не выходит из комнаты, не ест и подпускает к себе магов. Она очень слаба и много плачет.
Огастин подорвался с места, покраснев от ярости.
— Почему раньше мне сообщили?!
— Не хотела беспокоить, — пожав плечи, осознавая, какую ошибку она совершила своим молчанием.
— Что ты несёшь, тупое создание? — свирепо вопросил.
Девушка сжалась всем телом, боясь, что он ее ударит, но Огастин направился к выходу пройдя мимо.
Ни минуты не теряя он направился в комнату к Челси, чтобы лично узнать причину сего легкомысленного риска своего здоровья и здоровья ребёнка. Догадывался, что она подавлена после последней их встречи, но что у неё это настолько запущено не мог представить даже на секунду! Хотя что уж говорить, за все шесть месяцев мысли о Челси, часто приходящие в голову Огастина и были в грубой форме посланы далеко и надолго. Ведь она не захотела его знать, отдав предпочтение Леону, тому, кто отнёс её к ряду вещей, измывался и унижал. Поэтому в первую очередь из уважения к себе Огастин решил отпустить Челси, как только она родит ему наследника.
Он не разлюбил её. Каждый прожитый день без неё подобен пытке. Но бороться с её противоречивостью сил уже не осталось. Лучше бороться с собой, потому как ему самому про себя всё предельно ясно — любит, отчего ломает, но это надо пережить… Первые месяцы это казалось реальным, однако чем дальше тем больнее и сильнее улавливаешь «кумар». Украдкой, будто шаловливый мальчик подглядывал из-за угла на неё, чтобы невзначай почувствовать запах, услышать родной, мелодичный голос, наконец увидеть её и восполнить дефицит отсутствия. Только все мучения ничто, по сравнению с её приветливой улыбкой и этим простым «Здравствуй!». Огастина словно булыжником придавило со всего маху, как только она предстала перед ним, сияющая от радости видеть его. И он, конечно, был не меньше рад видеть Челси, но упрямо решил стоять на своём, ведь он хочет быть честен не только перед ней, но и перед собой. Поэтому тогда мысленно, будто говоря лично, он думал: «родишь мне наследника и я всю любовь, что испытываю к тебе — подарю ему»!