— Сколько у вас подписчиков?
— Восемьсот девятнадцать, — равнодушно отзывается она. И добавляет: — Было. Вчера.
— Значит, сегодня, — я зажмуриваю один глаз и смотрю на нее так, пока она не улыбнется, — восемьсот пятьдесят.
— Ага, — она поддается, и я снова замечаю ямочку на ее щеке, — такой прирост нам и за неделю не светит. А теперь, после этого неадеквата, боюсь, как бы в минус не ушел.
— Это первый подобный комментарий?
— Комментарии, — уточняет она.
Я вглядываюсь в таблички на зданиях, выискивая нужный нам номер.
— Хорошо, комментарии.
— Да, — отвечает Лина и высвобождается из плена ремня безопасности. — Нам туда, — кивает в сторону высоких кованых ворот. — Я помню, я была здесь с мамой однажды.
Глава 7. Лина
Когда я оказываюсь в подобных оранжереях, моя голова перестает соображать. Тропический рай, в котором нет ничего лишнего: от гигантских монстер с крупными листовыми пластинами, причудливо изрезанными и пугающе нависающими над тобой, до изящных фиттоний в блестящих керамических кружках на столиках под пальмами. Я заворожено смотрю на юкки, альпинии, двухметровые раписы, вижу капельки на их листьях и ощущаю запах проливного дождя, отчего боюсь вдохнуть и выдохнуть, совершить лишнее движение. Я готова сама превратиться в дождь, чтобы только остаться в объятиях этих растений, раствориться среди них, пропасть в зеленом сказочном мире без вести. Но это невозможно — за мной следуют по пятам.
Я пересекаю выставочный зал и сворачиваю вправо. Мне следует как можно скорее найти сенполии, из всего многообразия сортов выбрать самые привлекательные, доставить их в магазин и распрощаться с этим супчиком. Жаль, что не навсегда. Заявка на эхеверии и пахифитумы оформлена, но партия будет готова к выдаче только через несколько дней, поэтому неизбежна вторая совместная поездка. Я пытаюсь не думать об этом и зачем-то оборачиваюсь.
Алексей отстал. Он стоит под самой большой геликонией, какую только я когда-либо видела воочию, и водит пальцем по ее стволу, не рискуя дотронуться до глянцевых конусовидных листьев, ярко-оранжевых, похожих на клювы попугаев, внутри которых скрываются невзрачные соцветия. Его взгляд направлен вверх, голова слегка запрокинута, а потому несколько светло-русых прядей завернулись и неряшливо легли в обратную сторону — со лба на затылок. Сейчас он не улыбается, его губы плотно сомкнуты, но стоит мне на секунду залипнуть на них, как я попадаю под насмешливый прицел.
— Давай заберем его с собой? — предлагает он и направляется ко мне.
Я еще раз осматриваю разросшуюся геликонию, отдельные ветви которой достают до потолочной балки, и говорю первое, что приходит в голову:
— Твоя Черная Убийца умеет трансформироваться в фургон?
— Черная убийца? — хохотнув, переспрашивает он.
— Именно! — произношу это как можно резче, хотя на самом деле мне хочется улыбнуться. Но я не могу, я настроилась держать оборону.
— То есть ты меня простила?
— Что? — я настораживаюсь. — Я этого не говорила.
— Но ты только что сделала виноватым другого, и я подумал…
Поколотить бы его прямо здесь, у всех на виду. Чтобы не думал! Чтобы не смотрел на меня так! Так, как он это делает постоянно.
Я закатываю глаза и устремляюсь вперед, бросая уже на ходу:
— Ты не умеешь думать! Лучше избавь себя от неоправданной растраты ресурсов своего организма.
За своей спиной я слышу хохот. Он смеется так заразительно, что мне стоит усилий, чтобы не рассмеяться самой, и я позволяю себе на секундочку улыбнуться.
— Мне приятно, что ты заботишься о моем организме, — догоняет он меня.
— Я уже говорила тебе, что ты невыносим?
— Да. Кажется, ты повторяешься.
— Тебе не кажется. И я не устану повторять это снова и снова.
— Как долго?
— Всякий раз, когда мы будем пересекаться.
— У тебя на меня далеко идущие планы?
Р-р-р, вот изворотливый жук!
— Прости, но ты не входишь в мои планы. Совсем. Абсолютно.
В его улыбке читается подвох, как будто я опять сказала что-то противоречивое.
— Что-о? — я останавливаюсь.
— Да нет, ничего. Но ты вроде как предо мной извиняешься.
Я толкаю его в грудь и смеюсь, не в силах сдержаться:
— Вот гадость! Я не хотела.
— «Я не хотела» тоже засчитывается как извинение?
— Да ну тебя!
Я все еще смеюсь, и мне приходится взять себя в руки, ведь МастерРаскрытияТайногоСмысла может вновь расценить мои действия, как нечто совершенно далекое от реальности.
Я огибаю пальму Арека, с легкостью маневрирую среди стоек с растениями поменьше и ухожу влево, потому что вдалеке вижу деревянные ящики, маркированные черной каллиграфией. Их много, они занимают несколько ниш вдоль боковой стены, и все это — сенполии, очаровательные фиалочки. Сейчас я нахожусь уже не в выставочном зале, а на складских помещениях, но из-за особенности своего наполнения они выглядят не менее привлекательно.
От бесконечных цветущих рядов захватывает дух. Я осматриваюсь, и мне приходит в голову сделать несколько снимков для Инстаграма. Вероятно, получится уместить все в один кадр?
Пробую…
— Ты забыла включить фронтальную камеру.
Я вздрагиваю. Алексей стоит совсем рядом.
Ха! Он думает, я собиралась сделать селфи?
— Спасибо за напоминание, — хмыкаю я и убираю телефон в нагрудный карман комбинезона, куда обычно отправляю то, что в скором времени мне снова пригодится.
— Так что насчет того гиганта?
Я поднимаю голову, и на секунду наши взгляды встречаются.
— Какого гиганта? — не соображу я.
— Может быть, клешни брутального омара смогут произвести на Тамарочку положительное впечатление? Должен же быть рядом с ней хотя бы один настоящий мужчина.
— Оу! — я нервно хихикаю, ведь уже успела позабыть об обещанном кем-то эксклюзиве. — То есть ты признаешь, что из вас троих брутал только он?
— Если после моего признания ты сменишь гнев на милость, я готов сознаться, в чем угодно.
Я пока не понимаю, что за сакральный смысл прячется в его словах, но горю желанием выяснить.
— Зачем тебе это?
Он смеется:
— Пить кофе в напряженной обстановке как-то не комильфо.
— С чего ты взял, что я буду пить с тобой кофе?
— Нет? — он деланно улыбается, ведет бровью и кивком указывает на стойку администратора.
«Отгрузка со склада № 2 временно не производится. Технический перерыв до 11.00» — читаю надпись на табличке и тут же закрываю глаза.
Вот подстава!
Я не хочу пить с ним кофе. Я не хочу сидеть с ним рядом. Я не хочу знать, что он выберет: «американо» или «ванильный капучино». Будь он проклят, если выберет «ванильный капучино»! Но больше всего я не хочу, чтобы он развлекался, оценивая меня вдоль и поперек, начиная с макушки и заканчивая моими кофейными привычками.
Я отступаю назад. Он прислоняется к стойке спиной и заводит ногу за ногу. Его бровь все еще приподнята:
— Ну, так как?
Интонация кажется мне более дружественной, чем та, которая звучала в его словах чуть ранее. По крайней мере, она не сквозит всякими там подкольчиками. Но раз уж я заняла оборону — так просто не сдамся.
— Здесь нет автоматов с кофе.
Мне нравится его реакция — он улыбается совсем по-другому: один уголок рта приподнимается чуть выше, белоснежные ровные зубы слегка покусывают нижнюю губу.
— Автоматов? Ты пьешь эту гадость?
Его улыбка божественна.
Нет, нет, нет! Я не должна засматриваться!
Мой воинственный образ вновь обретает силу:
— Я пью эту гадость!
Он смеется:
— Окей. — Делает несколько шагов вперед, а потом оборачивается и кивком приглашает меня следовать за ним: — Мы найдем этот агрегат, где бы он от нас ни прятался!
Я не знаю, как реагировать на это, я не была готова к такой развязке. Что он делает? Почему он ведет себя так?
— Постой! — я догоняю его. — Ты станешь пить «эту гадость» со мной?