— Теперь сможешь, дитя. Обещаю.
Мрачно нахмурившись, Вельзевул отвернулся на мгновение, просто чтобы подумать…
Звук железа пронзившего плоть заставил его тут же встрепенуться. Бросившись к Лилит, он застыл на месте. Развернув ребенка к нему лицом, демонесса медленно передвигала обломок прута, зажатый в ее ладони, который вонзила в живот Ириона. К его удивлению мальчик не издавала ни звука, он только смотрел ему в лицо невинными фиалковыми глазами, в глубине которых, как ни странно он прочел облегчение и… сожаление? А затем его глаза медленно закрылись, и тело рухнуло на каменный пол пыточной камеры.
Потом он ошеломленно наблюдал, как Лилит сверля его ненавидящим взглядом, облизала кровь со своих пальцев и прошипела:
— Он был немного дефективным, сладенький. Вот теперь это мой сын. Увидимся в бою, ублюдок.
Сплюнув ему под ноги, она сунула руку под лохмотья, оставшиеся от ее платья, и, выудив оттуда, будь он проклят, если знает, откуда взявшийся шар Мелинды, разбила его у своих ног.
Вспышка пламени на мгновение ослепила Вела, а затем он приблизился к телу мальчика и опустившись на колено, перевернул его на спину. Так он и думал. Эти раны… Он уже видел их. Разрез до миллиметра повторял те, что однажды оставил меч Сариэля.
Вот только в этот раз мальчика уже было не спасти.
Голос Асторета, раздавшийся позади, тут же вывел его из оцепенения:
— Отлично сыграно, брат.
Вел резко обернулся к брату.
— Рет? Что ты… - затем мрачно усмехнулся, − проверяешь?
— Нет.
Больше падший не сказал ничего, что неудивительно. Развивая свою способность управлять чужими эмоциями, Асторет обнаружил, что ключ к этому – идеальное владение собственными. Словно чтобы еще сильнее подчеркнуть необузданность и порывистость своих оборотней Рет отличался исключительной сдержанностью и немногословностью. Впрочем, долгих объяснений и не требовалось.
— Ты ее подталкивал?
На это Рет лишь слегка нахмурился.
— Я задал тебе вопрос, брат.
— Тебе действительно нужен ответ?
— Да.
— Зачем?
«Могу ли я довериться ему? А если нет, то кому?»
Отношения с братьями всегда были сложными. Вернее, не всегда, а с того самого момента, как Падение объединило их. До него все было гораздо проще: равнодушие, полное безразличие ко всему и вся, пустота внутри. А затем капля крови Люцифера на языке стала для них билетом в новый мир. Мир, в котором никто из них жить не умел. В мир эмоций. Низвергнутые на землю, ошеломленные и неспособные отыскать друг друга они натворили немало бед. Эпидемии, стихийные бедствия, кровопролитные войны…
Именно тогда они в полной мере осознали, что в мире смертных для них нет места, что сам этот мир слишком хрупок и ничтожен. И в тоже время этот мир оказал на каждого из падших ангелов немалое влияние. Они научились лгать, хоть прежде никогда не испытывали нужды в этом. Они стали жестче, недоверчивее, замкнутее. А к тому моменту, когда Люцифер, наконец, собрал их воедино, некоторые даже узнали, что такое страх.
Именно Фер снова сделал их семьей, дал новый дом, подсказал, как пробудить свои врожденные, но утраченные после Падения силы, научил создавать армии и дал цель и смысл бесконечному существованию. Вот только доверять друг другу они так и не смогли научиться. За каждым словом искали скрытый смысл, в любой момент ожидали предательства. Так может ли он сейчас открыть Рету свои истинные мысли?
— Ты знаешь, что я сейчас чувствую?
Асторет едва заметно покачал головой.
— Я не использую силы, когда в этом нет крайней необходимости, ты же знаешь.
В этом Рет всегда был непреклонен, это правда. И Вел решился:
— Я… мне кажется, что Лилит моя суженая, Рет. Меня всегда влекло к ней, но с тех пор, как Люцифер отыскал свою анхеликель, и так сказать выпустил джинна из бутылки с этим пророчеством, все мои прежние эмоции стали нестерпимо интенсивнее. Иногда я и сам не могу понять люблю ли ее… или же ненавижу. Одно, несомненно, я сделаю все возможное, чтобы она осталась жива.
Рет снова нахмурился и, бросив взгляд на тело ребенка, сказал просто: