Его слова прерывались гортанным рыком, свидетельствующим о его собственном удовольствии, и мне ничего не оставалось, как подчинится. Отбросив последние крохи благоразумия, я отдалась на его волю. Будь что будет.
На мгновение он замер, обдавая горячим дыханием мою плоть и заставляя дрожать от предвкушения, а затем я просто потерялась в ощущениях. Его язык, казалось, был повсюду. Облизывая, поглощая, пронзая саму мою суть. Он снова и снова подводил меня к самому краю, в последний момент, смягчая напряжение ласковыми поцелуями и тем самым продлевая мои сладкие страдания. Мой голос охрип от криков, кажется, вечность назад, тело жило своей жизнью, и Люцифер умело играл на нем, словно виртуоз. Моя кожа стала пунцовой, руки то и дело сжимались в кулаки, а мышцы были так напряжены, что, казалось, вот-вот предадут меня. И вот финальная точка. Ощутив давление его зубов на свой клитор, я знала, что последует. Отлично помнила. С трудом сфокусировав взгляд, я тут же оказалась в плену его пылающих глаз.
Боже, неужели все это время он наблюдал за мной?
Он и без слов подтвердил это, что, да поможет мне Бог, перекинуло мое возбуждение на новый уровень. Я успела заметить довольную усмешку, что начала зарождаться на его губах, а затем все померкло в агонии. Агонии, что сотрясла все мое тело, когда сладкий яд из его клыка разнесся по моим венам. Святое небо, он должен, должен остановиться на этом, потому что я не уверена, что выдержу больше.
«Ты выдержишь все, сердце мое. Просто подчинись».
Я не могла связно мыслить, да он и не дал мне возможности осмыслить его слова. Переместившись выше, он покрыл жалящими поцелуями-укусами мой содрогающийся живот, мимолетно вылизав впадинку пупка, а затем все его безжалостное внимание обратилось на мою грудь. Одною рукой поддерживая меня под спину, другой ладонью он собственнически сжимал мои полушария, поочередно лаская соски. Затем два кратких укуса и новое падение в пропасть экстаза. И вот тогда все мысли испарились, я просто отключилась, оставшись один на один с наслаждением. Наслаждением, что все не кончалось…
Первым вернулось осязание. Я поняла, что больше не парю в воздухе, потому что даже сквозь нечто до безумия мягкое, подложенное мне под спину, ощутила твердую землю. Люцифер прижимался ко мне сверху, удерживая вес на руках, которые я ощущала у своих предплечий. Он целовал мое лицо, хриплым голосом шепча что-то на языке, которого я не знала. Но этого и не требовалось. Я словно радар улавливала теперь его эмоции. Адский жар, что сжигал его изнутри. И заставлял мое тело плавиться под его ласками. Его возбужденная плоть вжималась в мое тело, словно предвещая неотвратимое. И желанное. Не стоит лукавить перед самой собой. Я действительно забыла обо всем, нежась в лучах его страсти. Здесь и сейчас значение имел только он. Его тело, которое я исследовала жадными пальцами, несмотря на то, что мне не хватало уже сил открыть глаза. Его голос, подстегивающий жар внутри меня с новой силой. Его сердце, что бешено билось в унисон моему собственному.
Но все это я понимала смутно, потому что на первый план вышли эмоции. Те самые, которых я так опасалась с самого начала. Я влюбляюсь в него. Несомненно. Потому что, каким бы умелым любовником он не был, это не могло помочь ему добраться до тех струн внутри меня, что сейчас гудели, словно заведенные. Струн щемящей нежности и неподконтрольного мне чувства единения, духовного единения с ним. В глубине души я знала, что это неизбежно. Знала с того самого момента, когда наши ауры впервые соприкоснулись. Только одна сила на свете могла оказаться сильнее вечного противостояния света и тьмы, сила истинной любви.
Именно она заставила меня прошептать два слова, которых он только и ждал, чтобы пересечь черту:
− Я твоя.
Глава тридцать шестая
Тихонько напевая себе под нос старинную французскую балладу о безответной любви, Анабель увлеченно трудилась над зелеными ростками на заднем дворе особняка. Этот маленький палисадник стал ее тихим местечком, куда она сбегала на пару часов каждый день. Просто побыть одной, поразмыслить и даже... помечтать. Что было не так уж и просто. Проведя столько лет в беспроглядной безысходности, она разучилась думать о будущем. Прежде она даже боялась заглядывать в свое сердце, прекрасно зная, что там нет ничего кроме ужаса и бесконечных сожалений. Теперь... теперь там медленно пробивались ростки надежды. Как символично. Совсем как вот эти смелые анютины глазки, что она так усердно лелеяла.