Когда Анна вынырнула снова, молодой годовалый кашалот подплыл к ней сам, чесанул по руке шершавой кожей и нырнул. Вампирша засмеялась, дрожащим от счастья, почти детским смехом и, уцепившись за хвост, нырнула вслед за ним.
Прикосновение к хвосту, и во вспышке света перед глазами тенью встало видение: каменная пещера, полуголая Элис на древнем жертвеннике. И Марон, в чьей руке блестел кинжал. Она должна было это почувствовать! Маркус знал, что они задумали, не значит ли это, что сейчас она сама должна решить...
Маркус успел увидеть, как кит поводил огромным глазом, но случайную ношу не скинул. Анна отпустила его, оказавшись на одном уровне с Верховным, и легко скользнула в мужские объятья. Он крепко прижал ее к себе, губами произнес: "Не бойся". "Не боюсь. Я их чувствую", — глазами ответила она и Маркус понял, что говорит она не о китах. А в следующую секунду она обхватила его ногами, сжала ладонями лицо и поцеловала.
Жгучая боль стала общей, лезвие призрачного кинжала одновременно пробило плоть каждого и алое облако растеклось, поглощая их, образуя кокон, вокруг которого плавали киты.
["Ничего со мной не бойся, я всегда буду с тобой". "Я легко тебе поверю, Анна, Ангел мой".]
***
Прошло еще несколько минут. Элис казалось, что мир пошатнулся: стены стали давить и оседать, задрожали и ссыпались в стороне мелкие камни, где-то грохнуло, что-то мягко упало. Тело постепенно становилось чужим. Камень уже не колол спину, конечности сначала слегка болели и покалывали, но теперь их было совсем не слышно. Голова стала ватной, сознание тяжелым. Под Элис тепло растекались тонкие кровяные ручейки.
И только тогда всю пещеру охватило пламя. Горячее, неистовое, готовое сорваться к небу, но накрепко привязанное к неподвижной вампирше. Оно бесновалось, не причиняя вреда Марону, кидалось на темные силуэты его духов, на камни, на собственную кровь, связавшую их с телом.
Грохот усилился. Верховный покачнулся от вибрации, поднявшейся из глубин земли. В стороне упало несколько больших камней. Вампиру не было страшно, он безумно и жадно смотрел на черную кровь, которая, по преданию, должна была стать алой и... не становилась.
Несколько минут трясло, потом стихло. Желобки стали черными, словно наполнились нефтью. Марон потрогал тягучую, густеющую кровь, невольно коснулся запястья Элис с утихающим пульсом. Только теперь до него дошло, что она без сознания, но еще жива.
***
Они вынырнули, охваченные столбом огня. Анна задыхалась от волнения и страха, громко закричала в пустое темное небо. Так кричит свобода. Маркус отлично знал этот крик. Он прижался лбом к ее шее и прикрыл глаза.
Невыносимо пульсировала потревоженная рана. Опять на том же месте, между ребрами. И не важно, увидела ли Анна, что кровь стала иной. Все сейчас неважно. Только бы она правильно поняла его страх, его невозможность теперь управлять судьбой. Он больше не может ничего менять. Теперь все только ее, и как она решит, так всегда и будет.
— У них не получилось? — Анна задыхалась от восторга. Вернулся прежний, беспечный блеск глаз и отличное настроение.
— Нет, не получилось.
Она засмеялась громче:
— Я не знаю, в чем там дело, но, черт возьми, так им, тварям, и надо!
И Маркус засмеялся. Он тоже был с нею согласен.
***
"Что, Марон, не вышло?!" — внезапный хохот Маркуса в сознании заставил отшатнуться и упасть. Вампир, секунду назад гордый и уверенный, теперь отползал в угол, беспомощно озираясь по сторонам.
Никого не было. Иссякло пламя фениксной души, рассеялись собственные змеи, и Маркуса, конечно же, не было.
"Я же говорил, что ты — только моя игрушка. Мой кусок, с которым ни черта не получилось тогда, и не вышло теперь, — невидимый Маркус насмешливо злился. — Неужели ты думал, что все получится? Что она тебя любит? После того, как ты ей не поверил? Когда ты желал ее убить? По-настоящему, а не играя? Глупец! Играй своей пустышкой дальше! Ангел — только один!"
— Она тоже тебя не любит! Она ненавидит! — в пустоту крикнул Марон.
И вдруг понял, что ошибся. Марк все сделал чужими руками, чужой волей, чужими силами. И даже если Анна обо всем и догадалась, то это ничего не решит, — сам Маркус не сделал ей ничего дурного. Верховный перед нею практически чист. А Марон все разрушил сам.