Она сделала короткий шаг назад, и пустота стала абсолютной. Как в памятный день, когда укусил Марон, пространство ограничилось воображаемыми толстыми стеклами, за которыми гудела жизнь. А здесь, в маленьком, ограниченном тишиной пространстве, замерли песчинки, крохотные точки ее душ, черные завитки дымных посланников Маркуса.
Верховный стал похож на каменный истукан: стеклянный взгляд, одеревеневшее тело. Странное чувство, что смотреть нужно только на него. И Анна смотрела, — замершая, растерянная, но без былого страха и предчувствия опасности.
Маркус очень медленно повернул голову на бок. Анна сглотнула.
— Закрой глаза, вспомни, что испытала тогда, и скажи, что ты видишь, — мягкий, далекий голос Вампира сейчас был так похож на… Антона.
Она повиновалась, послушные духи пустили боль по венам. [Тонкие девичьи запястья, окрашенные кровью. Рядом — запах чужого мужчины. Почему-то знакомый. Привкус крови и тошнота. Боль в груди. Не от запаха или вкуса. От желания. Безумного. Дикого. Убить! Кромсать! Рвать! Превращать живое тело в месиво. И кататься, кататься, измазываясь в алом... А рядом они: сомкнули круг, покорно опустили головы, напитывают золото огня бордовой гущей.]
— Это она?! Элли?! — Анна отступила, давясь тошнотой. — Я стану такой же? Почему ты не сказал, что видения были ее? Ответь мне! Сволочь ты такая!
Она бросилась к нему, замахнулась для удара, Марк перехватил ее запястье, потом второе. Женщина зарычала, забилась в его руках, с ненавистью глядя в бездонные небесные глаза. Он ждал. Спокойный и холодный. Когда оно разгорится в ней, станет ярче, прорвется горячими плетьми. И пламя вспыхнуло!
Маркуса резко ударило в грудь. Терпимо, поэтому и устоял, не ослабляя хватку на женских руках. А потом огонь пополз вокруг его тела, через отметину на ребрах клинком проник внутрь и Вампир ощутил горячий опоясывающий удар, словно невидимое лезвие кроило плоть пополам.
Чувства сильнее ее. Знает ли она, как опасны они, если дать им волю? В глазах вампирши только пламя. Не знает...
Маркус скривился от нового приступа боли, дернул женщину к себе, припал к сухим напряженным губам, заставляя ее забыть о злости, унять контроль.
Жар призраков пронесся по Аниному горлу, опалил легкие, желудок, осел в средоточии женских сил. Невозможно! Невидимый огненный клинок полукругом ей резал легкое, подбирался к позвоночнику. От него прижигалась кровь и хотелось орать, срывая горло. Громко! Чтобы связки рвались, орошая нутро кровью и остужая потустороннюю боль. Марк заставил ее чувствовать то, что она причинила ему. Так вот как болит от ее сил!
Во рту — резкий вкус крови от языка, раненного разгоряченными клыками. А Верховный все крепче держал своего Ангела, сглатывал снова и снова. И она не сразу поняла, что пьет он не ее кровь, а ее боль.
Анна истощилась, обмякла в сильных руках. Пламя Ангела схлынуло. Духи упали к ногам, медленно поднялись вокруг пары ровным золотым кольцом с черными полосами змей.
Вампир открыл глаза, прервал поцелуй. Он смотрел на нее прямо и холодно, будто только что совсем ничего не произошло.
— Больно, — прошептала Анна. Слезы щипали уголки глаз и щекотали горло.
— Мне тоже, — Верховный несколько раз глубоко вздохнул и запахло кровью. — Ты не хочешь ставить их на место. И когда-нибудь они убьют тебя. Контроль должен стать абсолютным. Без него тебе не стать сильнее. Жалость придется уничтожить. Душ много, а ты одна. Одно милосердие не способно приструнить всех.
— А что способно?
— Жестокость. Их уверенность, что за любую провинность — смерть! Наказание, не предполагающее жизнь. Сгореть для них — страшнее всего.
Он отпустил ее, коснулся своих ребер, поморщился. Потом влажными пальцами сжал Анины виски, и она ощутила, что они мокрые от его крови. Зачем забрал боль? Настолько сильно жаждет власти? А что со всеми будет потом...
Секунда. Другая. Губы Верховного беззвучно шевелились, боль ушла.
— Совместить милосердие и контроль невозможно, — Марк отнял руки. — Я ошибся.
— И… что? — Анна чувствовала, что разгадка близко, но…
— Посмотрим, чему ты научилась, на отчетах, — Вампир улыбнулся. — Ты забавная, у меня давно не было такой смышленой игрушки.