— Опять хочешь попробовать? Ты же помнишь, чем закончились предыдущие попытки. Не получится избавиться, нужно только самому дойти до конца. Так сказал тот...
— Не отговаривай меня! Я избавлюсь от рока, чего бы это ни стоило. Смотри!
Анна повернулась. Там, где недавно стоял жертвенник, в муках корчился темноволосый парень. Он стонал, хватался за живот. Маркус подошел к нему, резко перевернул на спину, отдал приказ в сторону и откуда-то появились руки, схватили несчастного за конечности, зафиксировали голову, чтоб не брыкался.
— Иди, чего стоишь? — поторопил Маркус и Анна подошла.
Он схватил ее за руку, дернул вниз.
— Давай, — прошептал Верховный.
От его прикосновения руки стали чужими, расслоились в плотном рябившем воздухе, и Анне стало казаться, что они погрузились в воду: плавность движений, плотность воздуха, вместо слов — движение губ. Отдельная пара рук, еще недавно принадлежавших ей, вытащила кинжал, резанула запястье и потекла кровь. Вампирша с удивлением увидела, что Маркус сделал то же самое. Они соединили раны, и смешанная кровь закапала в насильно открытый рот жертвы, на пальцах призрачного Антона разгорелись фитильки душ, так похожие на те, что жили в душах Анны. На древнем каркающем языке произнесли несколько слов.
— Если получится, он заберет проклятье себе, — лихорадочно улыбнулся Маркус. — Должно же получиться, хоть в тысячный раз.
— А что будет потом? — издалека слышался голос Карателя.
— Я вернусь домой. Вместе с тобой, — подмигнул Вампир.
И тут до Анны дошло: тот, кого поят кровью, — Марон. Вот каким он был первый раз!
***
Он был прикован к Андреевскому кресту, но на этот раз оставался одет . Никаких игр! Только дело, без всякого откровенного подтекста.
В этот раз жертвой был молодой мужчина. Элис подбирала его долго: по цвету глаз и волос, чертам лица и... особому интересному органу. Кто знает, как повернется жизнь, вдруг он пригодится не только в качестве душевного, но и сексуального раба.
Это поначалу Марон не поддерживал ее начинаний. Время помогло ей убедить его в том, что подобные опыты весьма полезны для них обоих: таких прилежных кукол еще попробуй поискать, а количество душ уже мешает передвигаться по дому.
Элис не знала личных правил заражения, по которым все должно пройти гладко, лишь сны из прошлого намекали на ответ. По обрывочным картинкам древности она только угадала, что должна сама заразить избранного, — после ее яда люди должны стать вампирами без контроля Верховного. А им с Мароном это было так необходимо! Он терял силы. Элис знала об этом потому, что младший Верховный был слабее Маркуса, а значит, и слабость его одолевала быстрее, и страшно представить, что будет, если об этом узнают вампиры.
Двенадцатая попытка должна получиться. Ошибки не будет!
И в этот раз Элли все сделала верно: укус, контроль над чувствами, чтобы пошел нужный яд, легкое щекотание в клыках, потом — после нужной порции — онемение. Но едва она прервала укус, виски сдавило дикой болью. Казалось, глаза вот-вот полезут из орбит. Комната утонула в красных бликах, в мельтешении точек, в гуле и грохоте, обрушившемся со всех сторон.
Элис отчаянно закричала, упала на пол, стала биться в припадке. Марон впервые не знал, что делать. Метались не точки душ, не будущее или прошлое — он уже знал, когда у Элис бывают видения. Что-то необъяснимое происходило с ней самой. На губах ее вспенивалась розовая слюна, выдувалась большими пузырями, стекала к подбородку. Глаза закатывались, и в молочной белизне белков чудилось дурное знамение.
Марон коснулся девичьей руки, чтобы проверить пульс, и вдруг увидел, что на запястье вверх к локтю чернеют вены, набухают, грозясь разорваться и излиться алым.
— Анна... — изумленно прошептал Вампир, не представляя, как прекратить беснования своей девочки.
А Элис все тряслась и со звонким стуком билась затылком о плиточный пол, пачкала ладони вампира алым.
***
— Анна, — голос был знаком.
Вампирша открыла глаза, взгляд уперся в черноту. Она села, соображая, что случилось, и где она. Тяжелое дыхание рядом услышала не сразу. Пахло зверем. Женщина резко вскочила, развернулась лицом. Перед нею сидел медведь, тяжело дышал, с мокрой шерсти капала вода, от него тяжело несло мокрой псиной. Анна сглотнула, но ком страха не желал освобождать горло.