Просто мой напор тебя пугает. Просто место, черт возьми, не то.
Но разве это имеет значение?
Мозг переключило. И пока я терзаю ее сиськи, даже не слышу слов.
Хер и так уже болезненно пульсирует, а яйца звенят, готовые вот-вот взорваться.
Мне нужно кончить. И лучше это сделать аккуратно.
Головой я это понимаю, но тело требует совсем другого.
Я старался быть нежным, но, кажется, мне это совсем не удавалось. Потому что она продолжала всхлипывать и просить прекратить.
А я не знал, как с собой бороться и что вообще должен сделать, чтобы она согласилась на немедленный трах со мной.
Как развезти ее так, чтобы сама на мой елдак запрыгнула?
Разговор?
— Чувствуешь? — спрашиваю, когда воздуха в легких не остается.
Она моргает и поднимает на меня стеклянный взгляд.
— Что?
— Между ног.
Она стыдливо отводит взгляд и вновь попробует прикрыть свою грудь.
Поворачиваю ангельское лицо к себе.
Сажаю ещё выше, чтобы бёдрами ощутила всею силу моего желания к ней.
— Обычно я думаю тем, что внизу... — Кристина хочет спрятать смущенное лицо и не может, стесняется смотреть в глаза.
Но я не мог этого допустить. Не мог не закрепить свои намерения словами.
— Но сегодня я чувствую тем, что выше.
— Желудком? — шутит она и зарывается лицом в мое плечо.
Бурчит мне в шею, пока поглаживал ее по шелковым волосам, старался не думать о том, как ее голые сиськи прижимаются ко мне, а соски давят.
Как же из-за этого пульсирует в мозгах.
Кажется, я готов сейчас на все, чтобы она проявила лояльность и скинула с себя этот страх близости с мужчиной.
И когда я уже думал, что ничего у меня не вышло. Она берет мое лицо в холодные ладони, и сама льнет всем телом.
Немного дёргано и неумело впивается в мой рот.
Я отвечаю, растягиваю ее штаны и рукой в трусы забираюсь.
Растираю собравшиеся соки, стараюсь делать это как можно сдержанней и не пихать пальцы со всей дури.
Дурею окончательно.
У неё между ног именно так, как я и представлял себе.
Узко, туго, сладко. Особенно, когда эту влагу ко рту подношу, не верю, что она так пахнет.
Идеально.
Она же шокировано озирается на меня и ротик свой сладкий открывает, хлопает своими большими глазами. Желая возразить.
Я долго не раздумываю, целую, чтобы почувствовала меня.
Желание. Жажду.
Чтобы приступить к самому важному.
Только вот странный холодок мешает наслаждаться.
Что-то не так.
Мешает идти вперед и уже снять с нее шмотки окончательно.
В животе все сводит, только вот не от возбуждения.
Никогда не верил в интуицию, но мужской, короткий крик дает понять, что мы с Кристиной больше не одни.
Она вскрикивает, подрывается с моих ног и ошалело смотрит на четырнадцать парней в черной форме.
Вооруженные до зубов, с черными, немигающими глазами.
А в них наша смерть.
Глава 11
Я никогда никого не убивал, хотя искалечил людей достаточно.
На ринге, что являлось отдушиной в обычной жизни.
В детдоме, где приходилось драться буквально за кусок твёрдого хлеба.
Приходилось вырывать с мясом своё. И если не бил ты, то били тебя.
В строительной бригаде, где провел много лет тяжелой работы, дослужившись до прораба, а потом открыв свой строительный бизнес. Тоже бывали драки и не раз.
Часто в клубе, где снимал очередную блядь.
Иногда моя темная суть выходила наружу. Стоило человеку сказать пару лишних слов, и у меня срывало крышу.
С контролем у меня проблемы. И поэтому я пускал в дело кулаки. Ломал носы и выбивал зубы. Мне это нравится.
В жизни было много разного дерьма, которое не делает меня хорошим человеком.
Но это все по большей степени было игрой, ради адреналина или мимолетного удовольствия.
Утоления жажды превосходства, силы и власти.
Но я никого не убивал, пусть меня на ринге и называют Зверем.
Пусть даже ходили неприятные слухи, какое я животное в человеческом обличии.
Никогда в моей голове не щелкало настолько, чтобы я думал прикончить противника.
Но в этот раз даже не думал. Отключил голову.
Рвал чужую плоть, абсолютно не понимая происходящего, только чувствовал, как человеческую суть поглощает инстинкт самосохранения, желания защитить свое.
Сворачивал шеи, вырывал руки, ощущая на губах вкус чужой, враждебной крови. И она как яд только сильнее заражала жаждой убивать.
Жаждой жизни. Жизни с той, кого спасти не смог.
Их было слишком много. И как бы стыдно это не звучало, я не выдержал бой с четырнадцатью вооруженными арабами, что давно намеревались отомстить своим врагам.