Он подумал, что фраза получилась на редкость удачная. Именно так говорят в больницах. Интересно, всегда ли он находил нужные фразы, убивая людей, или научился этому только теперь, когда вошел в число ангелов.
Потому что, по его разумению, он только что сделал именно это: вошел в число ангелов.
Было уже почти восемь вечера, когда Майкл наконец доехал до центральной части Лондона. Он уже решил, что ему лучше поехать домой, а не к Джули, но, когда настало время свернуть с дороги, ведущей в больницу, он не смог заставить себя это сделать. Вместо этого он заехал в Вест-Энд, остановил машину где-то в Блумсбери и очнулся только тогда, когда уже дослушивал диск Ника Кейва. Он вынул его из проигрывателя, положил в коробку и сунул в сумку, где лежали остальные вещи, которые, как он решил, войдут в первую волну ностальгических воспоминаний. Когда отключился проигрыватель, автоматически включился радиоприемник, и Майкл рассеянно прослушал новость о взрыве в Норфолке: несколько человек погибли, началась эвакуация по причине расползающегося ядовитого облака зеленого цвета, от которого попавшие в зону поражения овцы начали сильно кашлять. Пожарные сообщили, что пламя от взрыва было видно даже из Кембриджа.
Новость не показалась Майклу особенно важной: его мысли блуждали совсем в другом месте. Позже его наверняка проберет дрожь, когда он задумается о том, что произошло, — скорее всего, когда будет выпивать с Мэтью, выслушивая рассказ старого приятеля о трагичной судьбе Джеймса Бьюкена и Адама Олданака. Однако Майкл всегда был слишком честен, поэтому он вряд ли станет горевать по поводу их гибели. Но все это случится позже, если случится вообще.
Он взял сумку и быстрым шагом направился к больнице. Конечно, часы посещения давно прошли, но на подобные нарушения персонал смотрел сквозь пальцы, и он не сомневался, что Линн еще здесь. Как бы то ни было, ему хотелось снова увидеть Джули, возможно, поставить для нее музыку, рассказать о Бренде. А может быть, просто посмотреть на нее.
Он оказался прав: Линн еще не ушла. Когда Майкл вошел, она улыбнулась. Он поднял брови, без слов спрашивая, не произошло ли каких-то перемен. Она пожала плечами и покачала головой. Он взглянул на Джули: кровоподтеки почти сошли и, поскольку теперь на лице не отражалось никаких эмоций, не было гримасы боли, сохранявшейся сразу после аварии, — она выглядела моложе. И стройнее. Собственно, ее тело едва поднималось над поверхностью матраса. Она казалась умиротворенной, и Майкл невольно отвернулся. Ему не хотелось думать, что она нашла упокоение.
— В конечном итоге от Джеймса я так ничего и не привез. Я обдумал твои слова и провел в доме у Бренды больше времени, чем собирался.
Линн, кивая, перебирала компакт-диски. Затем вынула из сумки зеленый кардиган.
— Я подарила ей его много лет назад, — прошептала она.
— Неудивительно, что у него ее запах, — отозвался Майкл.
Линн положила кардиган рядом с Джули и улыбнулась:
— Ну, так с какой музыки мы начнем?
Христофор, как это уже было однажды, созвал участников своей группы и попросил их следовать за ним. Ему казалось, что Джули, Габриель и Ивонна ощущают его грусть, его страх. Он шел между Кевином, покрытым синяками и озлобленным, и Габриелем — чтобы не допустить еще одной вспышки насилия. Хотя Кевин вряд ли смог бы затеять стычку: кисти рук и голова у него были забинтованы и он шел медленно, прихрамывая. Люди, попадая сюда, оставляли на земле физическую боль, какую испытывали при жизни — или, в случае с Кевином, при смерти, — однако, если что-то случалось с ними здесь, у ангелов, новая боль никуда не девалась.
Клемитиус по этому поводу выразился так: «Мы не должны поощрять весь этот вздор, связанный с диссоциацией». Так что Кевину в ближайшее время предстояло пострадать.
Остальным членам группы на это было более чем наплевать. Они предпочитали помалкивать. Джули тронула Христофора за локоть, когда они шли по коридору, направляясь к той же двери, через которую выходили во двор в первый день своего здесь пребывания.
— Как вы? — шепнула она.
У него во рту так пересохло, что он не смог ответить, а потому лишь улыбнулся в ответ, тронутый ее участием.
Свет на улице был чудесный. Полный свежести воздух обещал начало чего-то нового. Христофор сделал глубокий вдох. Он никогда не уставал радоваться свету, даже когда происходящее совершенно с ним не вязалось. Как и в прошлый раз, другие группы и другие ангелы выстроились полукругом, и Христофору пришло в голову, что он смутится, когда Петр вызовет его. Усмехнувшись себе под нос, он подумал, как это забавно: можно прожить тысячу лет или даже больше, научиться находить смысл чужих жизней, развить в себе способность к самопознанию и к проникновению в суть всего происходящего во вселенной — и вдруг вспомнить, что в глубине души ты сам весьма робок.