— Конечно собираюсь, она ведь была моей подружкой, ведь правда? Но мы с ней расстались, ты об этом знаешь?
— Да, я слышал. Знаешь что, Джим, давай-ка я сам позвоню по этому чертову номеру.
— Нет-нет, я позвоню. А ты приезжай, и отсюда мы двинемся вместе. Идет?
— Идет. — И Майкл повесил трубку.
Ему вдруг стало холодно, в особенности рукам. Он сел, засунув кисти рук себе под бедра, и на мгновение почувствовал себя школьником, которого вызвали к директору, хотя на самом деле о себе он сейчас вовсе не думал. Затем он снова встал. За последние два дня, ожидая, когда Джули вернется, он постепенно начал воспринимать ее как значительное явление в своей жизни. Она интересовала его так, как давно уже никто не интересовал, он даже смущался оттого, что она его так сильно волнует.
И вот теперь он никак не мог вспомнить, как выглядит ее рот, ее губы, как звучит ее смех. Он мог вспомнить лишь то, как облегает ее тело юбка, и то, какое чувство он испытывал тогда, в кофейне: как он был увлечен, юн, не уверен в себе. Как это несправедливо — ведь ничего еще даже не началось.
Он схватил пиджак и поехал к дому Джеймса. У него оставалось мало бензина, однако он решил не заезжать на заправку. Сперва нужно все разузнать. Нужно понять, насколько плохо обстоят дела, — хотя где-то в глубине души он и так обо всем догадался. Когда Майкл постучал, оказалось, что Джеймс уже ждет его у двери.
— Все плохо, Майк, оказывается, она попала в автомобильную аварию где-то в Ист-Энде. Она в коме вот уже два дня.
— Где?
— В больнице Святого Франциска, в Лондоне.
— Ясно, я туда еду.
— Я тоже, — вырвалось у Джеймса, прежде чем он успел подумать.
Они посмотрели друг на друга. Майкл подумал, что надо что-то сказать о Джули, о том, что он к ней чувствует, но у него не хватило сил. Вместо него заговорил Джеймс:
— Знаешь, если мы с ней не вместе, это не значит, что меня не заботит ее судьба. Я хочу сказать, вот тебя же заботит, ведь заботит же, хотя вы не вместе… Ведь вы же не вместе?
Майкл посмотрел на Джеймса. Он пытался понять, в каком потаенном уголке души Джеймс умудрялся прятать свою заботу о ближних. Раньше за ним ничего подобного не наблюдалось. Да и теперь как-то не верилось, что такой уголок у него в душе и вправду имеется.
— Нет, — ответил Майкл и сделал паузу. Сейчас было не до того. — Мне еще надо заправиться.
— Ничего, поедем на моей машине, — предложил Джеймс и пошел в дом, чтобы взять пальто.
Он выключил плеер, все еще исполнявший музыку группы «Полис», потушил все огни и почувствовал огромное облегчение, когда закрыл дверь и уселся за руль.
Сначала они ехали в тишине. Майкл покусывал губу и смотрел в окно, Джеймс размышлял, как можно назвать то чувство, которое, как ему казалось, он испытывает. Поскольку его смущало затянувшееся молчание, он в конце концов не выдержал и спросил:
— Не возражаешь, если я включу музыку? Мне так легче вести машину.
Майкл нажал клавишу автомобильной магнитолы, и внезапно раздавшиеся звуки песни «Don’t You Want Me, Baby»[76] заставили его слегка вздрогнуть.
— Насколько я понимаю, эта песня опять популярна, — осмелился произнести Джеймс.
Майкл смотрел на бесконечные шеренги черных деревьев, выстроившихся вдоль шоссе А11, размышляя о том, сколько оттенков значения у термина «кома». Существуют ли комы, которые менее опасны, чем другие комы? Ему доводилось слышать истории о том, как люди оставались в коме в течение многих лет, а потом выходили из нее, целые и невредимые.
— Майк? Майк?
— Мм, прошу прощения…
— Что ты слушаешь в последнее время?
— Э-э-э… Не знаю, Джим. Наверное, что попало. Для меня это больше не имеет значения.
— Вот как? А ведь раньше, дружище, ты знал все новые группы даже еще до того, как они появлялись. Что произошло?
— Я вырос. Или, во всяком случае, вырос из всего этого… — Он помолчал. — А еще они что-нибудь сказали?
— Кто?
— Медики. Когда ты звонил.
— Нет, сказали только, что она в коме, что она попала в аварию и что следующие сорок восемь часов будут очень важны.
— Ты мне об этом не говорил… Почему они важны? Она может очнуться? Или они думают, что у нее будет больше шансов поправиться, если она продержится эти сорок восемь часов? В чем причина?
— Не знаю, Майк. Ты же знаешь, какие они, эти врачи. Вечно темнят, напускают тумана. Думаю, это на тот случай, если кто-нибудь захочет подать на них в суд, если то, что они пообещают, не сбудется.
— О врачах я ничего не знаю, — тихо ответил Майкл и снова принялся смотреть в окно.
Деревьев больше не было, и теперь вдоль шоссе тянулись пустые серые поля — повсюду, куда доставал глаз. Это пустое пространство удивило Майкла.