Гейб увидел, как напряглись ее пальцы на мягких складках туркменского пледа. Потом он заметил, как она с усилием, тщательно снова их расслабила.
— Он ударил вас, Лора? — стараясь говорить спокойно, спросил он.
Она не ответила, казалось, слова застряли у нее в горле. Тогда он прикоснулся рукой к ее щеке и повернул ее лицо к себе. В ее глазах блестели слезы.
— Это было гораздо хуже, чем с дядей, потому что я не могла убежать! Тони был гораздо сильнее и проворнее. От дяди просто доставалось любому, кто попадался ему под руку. Тони же намеренно и изощренно избивал меня. Затем он… — Но она не могла заставить себя рассказывать о насилии.
Однако очень скоро она продолжила, и Гейб молча слушал, а внутри него закипала ярость, пока ему не показалось, что он вот-вот взорвется. Он понимал темпераментных людей, сам мог моментально вскипеть, но никогда не мог понять и простить тех, кто причиняет боль тому, кто меньше и слабее.
— Когда все закончилось, он просто отправился спать, — уже спокойнее продолжала Лора. — Я лежала, не зная, что делать.
Это забавно, но позже, когда я разговаривала с другими женщинами, пережившими то же самое, я узнала, что большинство из них прощали мужей и считали, что в конце концов все как-то уладится. На следующее утро Тони рыдал, извинялся, обещал, что это никогда не повторится. Вот так мы и жили.
— И вы остались с ним?
Она то краснела, то бледнела от стыда.
— Мы были женаты, и я думала, что это меня обязывает быть терпеливой. Вскоре мы вернулись в Штаты и стали жить с его родителями. Они возненавидели меня с самого начала. Их сын, богатый наследник, за их спиной женился на нищей простолюдинке! Мы жили с ними, и, хотя все поговаривали о том, чтобы приобрести для нас собственный дом, никто ничего не делал. Можно сидеть с ними за одним столом, поддерживать с ними разговор, но быть при этом совершенно чужими для них. Они были потрясающи. Тони становился все хуже и хуже. Он начал встречаться с другими женщинами, почти афишируя это. Они знали, что он делает, и знали, что про исходит со мной. Положение становилось все отвратительнее, пока я не поняла, что надо уходить. Я сказала ему, что хочу развода. Он, казалось, на какое-то время немного остепенился. Обещал, клялся, что будет лечиться, встретится с советником по вопросом брака, словом, сделает все, что я захочу. Мы даже начали присматривать дом. Должна признаться, что я его разлюбила, и с моей стороны было неправильно, очень неправильно оставаться с ним и строить какие-то планы на совместную жизнь. Я только не понимала, что за другой конец тянули его родители. Они держали в своих руках все финансовые дела, и ему было сложно жить самостоятельно. А вскоре я обнаружила, что беременна.
Лора положила ладонь на живот.
— Тони весьма двойственно отнесся к сообщению о ребенке, а вот его родители были очень взволнованы: Его мать немедленно начала ремонт детской комнаты. Она накупила антикварных детских кроваток, колыбелек, серебряных ложечек, ирландского постельного белья. Такая суета раздражала меня, я искренне надеялась, что ребенок поможет нам объединиться. Но они воспринимали меня как мать ребенка более, чем как жену Тони. Это был их внук, их наследник, их бессмертие. Мы прекратили поиски дома, и Тони снова начал пить. В тот вечер, когда он пришел домой пьяный и ударил меня, я ушла.
Осторожно вздохнув, она продолжала смотреть на огонь.
— Теперь он ударил не меня, а ребенка. А это уже совсем другое дело. Фактически, у меня появилось веское основание, чтобы уйти от него. Оставив гордость, я позвонила Джеффри и попросила ссуду. Он выслал мне две тысячи долларов. Я нашла квартиру, работу и начала бракоразводный процесс. Через десять дней Тони погиб.
Ее вновь захлестнули тяжкие воспоминания. Лора закрыла глаза и отмахнулась от них.
— Ко мне приехала его мать, умоляла меня забыть о бракоразводном процессе и прийти на похороны в качестве вдовы Тони. Сейчас имели значение только его репутация, его память. Я исполнила ее просьбу, потому что… потому что еще помнила те первые дни в Париже. После похорон я переехала к ним. Они сказали, что им надо со мной поговорить. Именно тогда они сказали, чего хотят и что намереваются предпринять. Они обязались оплатить все медицинские расходы и во время беременности окружить меня заботой. А после рождения ребенка они дадут мне сто тысяч долларов отступного. Когда я отказалась, возмутившись подобным предложением, они объяснили, что, если я не соглашусь, они просто заберут ребенка! Ребенка Тони! Мне ясно дали понять, что у них достаточно денег и влияния для того, чтобы выиграть процесс об опеке. Они предадут гласности тот факт, что я была любовницей Джеффри и что я получала от него деньги. Они проверили мое происхождение и смогут легко доказать, что я буду оказывать негативное воздействие на ребенка. Что они, как бабушка и дедушка, обеспечат ребенку лучшее окружение. Они дали мне двадцать четыре часа на раздумье. И я сбежала.