— Ладно, — пообещал Майкл, который давно воспринимал Джеймса как уже начавший проходить фурункул, то есть как человека, который не способен причинить серьезный вред — ну разве что донимать чем-нибудь и клянчить кофе и сэндвичи. Однако и проходящий фурункул может снова воспалиться, если его вовремя не вскрыть, когда есть такая возможность.
41
Элли лежала в затемненной комнате на гинекологическом кресле. На ней была далеко не новая, зато мягкая хлопковая ночная рубашка с колокольчиками и ромашками, закатанная до пояса. Иззи стояла рядом с ней, Мойра и Сэм ждали в приемной. В углу кабинета, под потолком, висел экран, на котором Элли предстояло увидеть эмбрионы до того, как они уже окажутся внутри. Ей собирались имплантировать два эмбриона и еще три заморозить на всякий случай, для подстраховки или — но об этом она боялась даже думать — для того, чтобы в будущем она смогла зачать еще одного ребенка. Доктор Самани сказал, что с точки зрения статистики пять эмбрионов маловато, однако, если учесть, что сперму взяли у человека, лежащего в коме, и что вопрос о качестве спермы у коматозных больных недостаточно изучен, в этом нет ничего удивительного. Он также осторожно добавил, что состояние здоровья самой Элли тоже могло сыграть свою роль, но отметил, что, принимая во внимание все случившееся, она держится просто молодцом.
И он не ошибся. Накануне она видела смерть любимого, а сегодня пыталась от него забеременеть. Похоже, что жизнь продолжается.
Доктор Самани сам взялся произвести имплантацию, ему ассистировала старшая медсестра, хотя у нее в этот день был выходной. Элли тронуло, что все эти чужие люди так сильно хотят ей помочь, и, лежа с поднятыми ногами, глядя в потолок и сжимая руку Иззи в своей, она поняла, что с тех пор, как Габриель попал под машину, все — за единственным поразительным, однако теперь уже несущественным исключением его лечащего врача — проявляют к ней одну лишь доброту и душевную щедрость. Даже те незнакомые люди, которые помогли Мойре, несмотря на свое горе, — они в итоге пошли на риск, чтобы ей помочь. Она согласилась бы отдать ноги за возможность саркастически сказать Габу: «Вот видишь, ты, старый ворчун, люди куда лучше, чем ты о них думаешь». При этой мысли ее глаза засияли.
Вошел доктор Самани. Улыбнулся. Взяв ее за руку, спросил:
— Ну как вы?
Элли пожала плечами, и он кивнул:
— Хорошо. А теперь приступим. Через несколько секунд вы увидите на экране ваши эмбрионы, две штуки, потом их сюда принесут, и я их имплантирую. Все просто. После этого вы задержитесь здесь еще на несколько минут, а затем пойдете домой и постараетесь не волноваться… насколько это возможно. И помните, Элли, вы не можете изменить прошлое, но будущее в ваших руках. Позвольте представить вам Клэр. Она будет сканировать матку, чтобы я видел, куда помещаю эмбрионы.
Элли кивнула. Затем началась цепная реакция кивков: доктор Самани кивнул Клэр, та кивнула в ответ и намазала желеобразным гелем датчик, похожий на электробритву с закругленным концом, после чего начала водить им по животу Элли. Рядом с Элли стоял монитор, развернутый так, чтобы его могли видеть и доктор Самани, и Элли. Помигав, он включился, и на нем появилось изображение, похожее на помехи.
— Хорошо, — произнес доктор Самани. — Слизистая оболочка матки в порядке. Не знаю, как отреагирует ваш организм в целом, но матка готова принять эмбрионы. Им там будет тепло.
Из-за прикрытой двери кабинета донеслось:
— Готово!
— Хорошо, хорошо, — сказал доктор Самани. — Элли, если вы поглядите на экран в углу, то увидите ваши эмбрионы.
Экран, мигнув, засветился, и на нем, в лучших традициях научно-популярных фильмов, появились две маленькие планеты: одна гладкая и шарообразная, почти идеальная сфера, другая шероховатая и неровная, больше похожая на астероид, чем на луну.
— С этим вторым все в порядке?
— Они оба прекрасные. Иначе мы бы их сейчас не использовали.
Затем эмбрионы исчезли с экрана: их как будто засосало в гигантскую соломинку. Через несколько секунд в кабинет вошел суетливый эмбриолог и распорядился:
— Элли Филд, два эмбриона, номера тридцать два шестьсот сорок три и тридцать два шестьсот сорок шесть.
Он был похож на посыльного в вестибюле отеля.
— Все правильно, — подтвердил доктор Самани.
— А что случилось с номерами шестьсот сорок четыре и шестьсот сорок пять? — осведомилась Иззи.
— Они в холодильнике. Мы выбрали эти потому, что они росли быстрее других. Остальные тоже можно использовать… в следующий раз. А теперь, Элли, лежите спокойно и постарайтесь расслабиться. Клэр, я готов.
Лица у всех посерьезнели. Элли показалось, что в комнате стало темнее, — наверное, сгустилось облако переживаний. Клэр принялась водить датчиком по животу Элли, ища изображение, которое требовалось доктору Самани. Это удалось без особых усилий.
— Прекрасно, — произнес доктор. — А теперь, Элли, мы проникнем внутрь…
Элли глубоко вздохнула, закрыла глаза и почувствовала успокоение оттого, что он сказал «мы».
Через час Элли уже сидела в машине рядом с Сэмом, который ехал по Лондону со скоростью тридцать миль в час,[112] навлекая на себя всевозможные проклятия со стороны других автомобилистов. Элли смотрела прямо перед собой и пыталась представить себе два эмбриона, Лолу и Люка, уютно устроившихся в толстом эпителии матки. Эти имена Элли с Габом придумали в шутку лет пять назад. Люк был назван в честь какого-то игрока «Челси». Имя Элли понравилось, хотя сам Люк с тех пор успел покинуть «Челси». Имя Лола однажды пришло в голову Элли, когда они с Габом играли в имена, лежа в постели. Если когда-то они после секса выкуривали вместе сигарету, ели пиццу, делились приятными воспоминаниями или просто спокойно засыпали, то теперь называли свои любимые имена на каждую букву алфавита. С того самого раза, заговаривая о своих предполагаемых детях, Элли и Габ называли их Люк и Лола. Так называла она их и теперь.
Иззи и Мойра сидели рядом на заднем сиденье, так же как в детстве.
— Ты хорошо себя чувствуешь, милая? Сэм не слишком быстро едет?
— Все прекрасно.
— Я не могу ехать еще медленнее.
— Знаю. Можешь представить себе, какими словами ругал бы тебя Габ, случись ему ехать сзади?
Она сказала так, потому что ей требовалось услышать его имя. Она нуждалась в воспоминании о нем, везя домой их пока еще не рожденных детей. Затем она мысленно вернулась к заботам текущего дня — заботам, которые должны заставить ее жить дальше.
По возвращении домой она отдохнет, потому что это необходимо, а затем позвонит в больницу. Предстоит уладить много проблем: прежде всего решить вопрос с похоронами; кроме того, завтра наконец прилетает его мать, и Элли придется как можно деликатнее объяснить ей, что она не хочет, чтобы та останавливалась у нее. Потом она снова отдохнет, а затем позвонит на свою работу и выяснит, на сколько дней ее отпускают. И еще надо найти денег… только как? И почему с работы Габриеля до сих пор никто не позвонил? Она оставила им сообщение на следующий день после аварии, но никто не перезвонил. Даже карточки не прислал.
— Столько всего нужно сделать, — пробормотала она.
— Когда мы приедем к тебе, ты немного отдохнешь, мы выпьем по чашке чая и решим, что нужно сделать. Хорошо, дорогая?
— Хорошо.
Повисла пауза, и все, кроме Элли, задержали дыхание при переезде через «лежачего полицейского».
— Как вы думаете, Бог есть? — задала вопрос Элли.
— Не знаю, милая… а что думаешь ты? — спросила Иззи, переключаясь на режим психиатрической медсестры.
112
Тридцать миль в час (50 км/ч) — стандартное ограничение скорости на улицах английских городов.