Что-нибудь предвещало? Кто-нибудь первым заметил? Кто, кстати, первым заметил?
Да никто и ничего!
Игорь-колонель между парилкой и ещё парилкой — на бильярде сам с собой.
Измайлов-мнимый в креслах — сигаретку за сигареткой.
Зелин-классик — ну, с сыном о своём.
Саныч тоже как всегда: за три часа из парилки в зало не посунулся — такая у него… карма, своеобразное, но удовольствие. Вольника Шильника пропарил от души, потом — Амина щадяще, только чтоб хворь изгнать. Саныч чуткий.
Словом, общее состояние — таким женским словом: истома. Или вот ещё женское туда же: трепетная нега. На то и субботняя баня!
Вот Амин вышел от Саныча в истоме, с трепетной негой. На ногах — еле-еле. То ли ему очень хорошо, то ли очень плохо. Не понять. Пойду, сказал, приляжу. Хрипло, задыхаясь. Нормально, после веников. Ушёл в «любовницкую» — диван кожаный, бра, тумбочка, нумер обособлен, дверь закрывается. Хочет человек побыть один, даже вздремнуть. Отпущенного времени — почти час.
Но, извини, Амин, через почти час давай вставай. Сеанс окончен. Хан? Сходи, подними его, ты с ним как-то ладишь…
Сходил. Тук-тук! Амин? Тук-тук!
А поздно. «Скорую» вызвали, но…
Всполошились? Не-ет. Но грузная мужская общая досада: не было печали!
— Главное, он же нормальный пришёл?
— Нормальный пришёл.
— Саныч?
— Я его сегодня легонько, нежно. Как… ну, как бабу. Но он… нет, он был уже какой-то…
— А говорят чего? Сердце?
— Ничего пока не говорят.
— Жене позвонили?
— Кто будет звонить? Ты? Звони!
— Что я-то?!
— Спокойно все! Хан уже связался. Кому надо, все в курсе.
— М-да. Мужики! А по стакану-то?! Не оставлять…
— Да-а… Его коньяк… А разливай.
— Прямо здесь?
— Нет! Щас пройдёмся всего ничего, к «слонику», и — там! Заодно, чтоб два раза не вставать, выразим жене наше… наши…
Так выпьем! За пошатнувшееся здравие? Или за случившийся упокой? Врачи борются, спортивная общественность молится, друзья цинично бодрятся.
— Получается, следующая суббота у нас пролетает?
— Кто о чём!
— Сам вшивый!
— Очень смешно!
С лёгким паром!
Не смешно, не смешно.
Да-а, чемпион чемпионов… Заскорузлость, панцирь, броня, колосс. А сердечко-то… Бурят (Бамбай Цыжыпов, а?!) в Мордовии на захудалом… Примитивный о-со-гари… И сердечко — ёк! А ведь медкомиссии у них, постоянные медкомиссии… Внутренний позор ни одна медкомиссия не диагностирует. Самурайский кодекс плюс кавказская гордость. Или просто с коньячком стоило бы ограничиться? Или в семье глубоко личные нелады? Или звёзды так сложились? Что мы знаем о ранимой мужской душе? Ни хрена не знаем!
Пристойный спич. Роняя скупую слезу — с громким всплеском.
Нет, не сердце. Тогда б — красиво. Ну, приемлемо.
Врачи скажут, наконец?! Диагноз, диагноз!
Да нате! Ботулизм. При попадании в организм
Особо тяжёлый случай с пациентом Данияловым. Пациентом стать не успел. Врачи на месте, в Казачьих, констатировали: он, летальный… Ну да. В луже говна, блевотина, пучеглаз… Ничего себе, сходил полежать после веников!
Саныч ни при чём, Саныч ни при чём!
Ботулизм. Вторая свежесть — вот что вздор! Свежесть бывает только одна — первая, она же и последняя. А если второй свежести, то это означает, что она тухлая! Извинить не могу.
Вась-вась тогда рыл до воды. Его земля.
Нет криминала. Нету!
Выстраиваем.
За три дня (за четыре!) до своей смерти гражданин Даниялов Амин ссорится с женой, гражданкой Данияловой Лилит, и отправляется ночным рейсом на турнир в Саранск, столицу Мордовии. (Почему-то с каким-то диким букетом тюльпанов!)
Гражданка Даниялова Лилит уже поутру вызывает слесаря, меняет замок на входной двери. (Слесарь долго возился. Консьержка недовольна была. Стук, грохот!).