Я внутренне сжалась — худшие опасения подтверждаются. Глядя на меня, математичка попросила кого-нибудь зачитать из тетради определение теоремы, продиктованное на прошлом уроке. Кто-то что-то читал, но я совершенно не понимала смысла слов. Голова кружилась, меня даже мутить начало от волнения. Алевтина Борисовна не отводила от меня колючего взгляда. Надо отдать ей должное — издеваться она умела непревзойденно и самыми изощренными способами.
— Понятно, Киселева? — уточнила учительница.
Я кивнула, хоть ничегошеньки не поняла. А что мне оставалось делать? Если бы я попросила повторить еще раз, меня бы просто подняли на смех, мол, куда уж проще объяснять. Именно поэтому я и кивнула.
— Ну, что ж, — ехидно улыбаясь, и отмечая в журнале напротив моей фамилии клеточку жирной точкой, продолжила. — К доске, пожалуйста. Задача номер 1022.
Я поняла, что мне светит единица, которую буду отрабатывать до конца полугодия. Недопуски к контрольным, томительное ожидание под кабинетом математики после уроков, постоянные издевки на уроках так и закружили у меня перед глазами. Я неспешно поднялась, и хотела выйти из-за парты, но перед глазами вдруг потемнело, и мне пришлось присесть обратно.
Вот и смерть моя близка. Сейчас разорется так, что учителя из соседних кабинетов повыскакивают. Вдохнув поглубже, не открывая глаз, я резко вскочила со своего места.
Глава II
— Да, мисс, я вас внимательно слушаю, — приятный женский голос, совершенно не похожий на скрипучий хрипловатый басок Алевтины Борисовны, заставил меня немедленно открыть глаза.
То, что я увидела, настолько ошеломило меня, что мне пришлось зажмуриться. Аккуратно приоткрыв один глаз, я с ужасом поняла, что мне не привиделось — я оказалась в совершенно другом месте. Не в своем классе, и даже не в своей школе. Место, которое было передо мной, скорее напоминало картинку из заграничных фильмов. Вместо старых исписанных парт на обшарпанных ножках — стулья с угловыми столиками, на стенах вместо унылых лиц известных ученых-математиков и непонятных таблиц и формул — равномерный светло-салатный цвет, а на потолке вместо советских шаров плафонов ярко светились лампы дневного света. У доски, прямо напротив меня, стояла довольно приятная женщина в белом халате, а вокруг за партами сидели ученики. Нет, это определенно были не мои одноклассники. Я не видела ни одного знакомого лица. Все они были примерно одного возраста со мной, и на каждом из них был белый халат. Осторожно опустив глаза вниз, я поняла, что сама стою в белом халате, из-под которого выглядывают брюки от хирургической пижамы.
— Где я? — ошарашенно уставившись на мягкие мокасины на своих ногах, спросила я.
— Вы не помните? — удивленно спросила меня женщина перед классом.
Женщина подошла к своему столу, и, нажав на кнопку, проговорила в аппарат похожий на селектор.
— В аудитории 3б ситуация один тринадцать.
Из аппарата послышалось шипение и потрескивание, сквозь которое едва различимо ответили, что альфа-группа прибудет незамедлительно. Ученики уставились на меня испуганными глазами. Страх, который так явно читался у них в глазах, неожиданно передался и мне. Подобно загнанному зверю я отступала назад, пока не уперлась в стенку. Забившись в угол, я дрожала как осиновый лист, когда в комнату вошли два здоровенных амбала. Ни дать ни взять санитары психбольницы.
Я попыталась закричать, но слова застряли у меня в горле — наружу вырвался лишь сдавленный хрип. Амбалы ловко подхватили меня под руки и буквально вынесли из класса. За прозрачным стеклом двери оказался длинный широкий коридор со множеством таких же дверей по обе стороны. Это не было похоже на больничный коридор. Совершенно не похоже. Мне казалось, что я в одночасье попала в американский подростковый сериал про школьников — так сильно походило все на американскую школу в телевизоре. Во всех классах шли занятия, ну или мне так казалось, потому что свозь дверные стекла мне было хорошо видно, как взрослые люди в белых халатах объясняли что-то у классных досок.
Коридор периодически сворачивал то вправо, то влево, иногда даже раздваиваясь на отдельные коридоры — и вправо и влево. Мои сопровождающие шли молча, жестко сжимая мои руки в районе локтя. По непроницаемым каменным лицам невозможно было понять, о чем они думают. И я решилась задать вопрос. Мне хотелось говорить уверенно и независимо, но голос предательски дрогнул, и я лишь смогла пропищать:
— Где я?