— Девочки, подъем, шесть утра, — сказала она.
— А не подскажете точное время? — спросила я.
— Шесть, — и глянув на часы добавила. — Десять, вернее уже одиннадцать.
Самое странное и удивительное заключается в том, что мне перестал сниться сон-сериал. Со дня, когда мне приснилась «последняя серия», прошло уже больше месяца. И я еще ни разу (ни разу!) не проснулась в шесть четырнадцать. Теперь мне даже приходится заводить будильник, чтобы случайно не проспать в школу. И хоть я по-прежнему просыпаюсь до звонка будильника, пару раз он меня все-таки будил.
Но это не единственные изменения в моей жизни. Меня теперь больше никто не называет «страхолюдиной». Я больше не напрягаюсь от общества одноклассников, а вчера даже с превеликим удовольствием сходила на новогоднюю дискотеку для старшеклассников. Почти все время я танцевала с Филиппом. И совсем не потому, что никто другой не хотел меня приглашать, а потому, что Фил просто отказался меня с кем-нибудь делить.
— Знаешь, — признался он мне во время последнего медляка. — Я совсем забыл поблагодарить тебя.
— За что? — удивилась я.
— За то, что позвонила тогда Торбе, — он накрутил на палец прядь моих волос.
Мы перестали танцевать. И хоть вокруг все остальные парочки мерно покачивались в такт музыке, я совершенно ее не слышала. Не мигая, я уставилась на Фила. Зачем он вновь возвращается к этому вопросу? Я уже давно знала, что увечья на его лице (и ссадина, и фингал) работа Торбы, а не результат игры в снежки. Я знала, что в тот момент, когда я позвонила Мишке из больницы, он как раз собирался кастетом побить Фила. Я знала и то, что если бы Мишке удалось нанести удар первым он наверняка бы избил Рея до того состояния, в каком я видела его в своем сне. Я все это знала, и не понимала, зачем Фил снова заводит этот разговор.
— Если бы он не взял трубку, — задумчиво продолжил Фил. — Я бы ни за что не заметил кастет.
— Фил… — я хотела возразить, но Филипп приложил палец к моим губам, и я замолчала на полуслове.
Он посмотрел на меня таким странным взглядом, что все внутри меня перевернулось. В мерцании светомузыки его глаза загадочно поблескивали, едва различимая в полумраке улыбка, и ямочки на щеках…
— Аврора, — шепотом, так чтобы только я могла услышать, сказал он. — Я, наконец-то понял, кто ты. Ты — не спящая красавица. Ты — мой ангел-хранитель.
И он нежно поцеловал меня в макушку и крепко обнял. И счастье накрыло меня с головой, а лишнее потекло из глаз.