Вдруг раздался визг, и под ноги лошади бросилось маленькое черное существо. Ловко увернувшись от копыт, оно побежало рядом, радостно похрюкивая.
«Поросенок! Черный! Однако – и правда ведь!»
Коробова вдруг впервые ощутила суеверный страх, но одновременно и возбуждение. Может ли так быть, что и все остальное, что приписывала молва Сычихе, – тоже правда? Что ж, посмотрим!
Поросенок бежал рядом и чуть впереди, часто оглядываясь. Оглянется, хрюкнет и дальше бежит. Будто дорогу указывает, зовет за собой.
Коробова с удивлением отметила, что дома на хуторе тихие, нежилые, но не ветхие, справные. Словно хозяин отлучился ненадолго и вот-вот вернется…
Но вот поросенок юркнул в отворенную калитку одного дома и сразу ткнулся пяточком в колени старухе, сидевшей у крыльца под раскидистым кустом ирги, усыпанном темными ягодами. Сидела Сычиха в удобном плетеном кресле, в расшитом серебром и стеклярусом длинном платье, в лайковых перчатках и широкой соломенной шляпе с лентами. На миг Коробову взяла оторопь. Любое страшилище ожидала она встретить: каргу с клюкой, однозубую ведьму… Но у респектабельно-чудной старухи была прямая осанка, насмешливый взгляд прозрачных янтарных глаз и ровные белые зубы, которые блеснули, когда она заговорила:
– Здравствуй, душа моя. Давно тебя жду.
Тамила Борисовна непременно подумала бы, что ошиблась, не туда заехала. Но вот черный поросенок – как раз такой, о котором ходили легенды…
– Меня ждали? – спросила она осторожно. – Вы не ошибаетесь?
– Тебя, тебя, Милка, не сомневайся!
Старуха произнесла это так, что Тамила Борисовна сразу поняла: она ее назвала по имени. Но откуда?.. Значит, и впрямь колдунья!
Женщина спешилась и, стараясь не выдать смятения, стала напротив кресла.
– Мне нужно с вами обсудить одно дело. Поможете, я щедро заплачу…
Старуха вдруг встала, и это ее внезапное движение заставило Коробову непроизвольно вздрогнуть. Колдунья была высока, фигура и движения совсем не старческие. Только сильно морщинистое лицо и бездонная глубина глаз выдавали ее возраст.
– Помогу, – сказала она. – И ты, конечно, заплатишь. Но так, как я того захочу. Ме компрене ву?
Несколькими мгновениями раньше Коробова приказала себе: «Ничему не удивляться!» Потому лишь вскинула брови и ответила:
– Же ву зе бьен компри… Будем и дальше изъясняться по-французски?
Старуха засмеялась хрипловато и сделала приглашающий жест:
– Войдемте в дом, там поговорим.
Черный поросенок опрометью метнулся на крыльцо, уперся пятачком и передними копытцами в дверь и распахнул ее. Женщины вошли следом за ним.
– Что? – спросила насмешливо из-за плеча Коробовой колдунья. – Пока ехала, небось представляла берлогу с открытым очагом да пучками сушеных ящерок? А после разговора со мной – канделябры гадала увидеть и зеленые ломберные столы? – Она хихикнула. – Ан нет, я живу скромно, по-простому.
Комната и правда была скромной, чистой, аккуратной. Пол устлан мягкими половиками, у окна стол под белой скатертью, на окнах веселые ситцевые занавески, цветы в горшочках.
– Как вас зовут? – обратилась к хозяйке Тамила Борисовна. – Как-то не хочется называть Сычихой.
– А и не называй! Хотя прозвище мне это не обидно. Люди уже и не помнят, что оно – от фамилии моей, Сычева. А по имени – Евстафия Исидоровна… Садись, душа моя.
Она подвинула гостье деревянную табуретку, сама села на лавку у стены. Черный поросенок тут же вскарабкался ей на руки. Коробова планировала не затягивать дело, сразу расспросить старуху о нужных отварах. Но все увиденное разбудило в ней любопытство.
– Вы и вправду живете здесь совсем одна?
– Это людям представляется, что одна я тут. Но это место – лишь горница, где я отдыхаю.
Старуха бросила странный взгляд в окно, и Коробовой вдруг показалось, что «это место» – не дом этот, и даже не хутор. Уж не весь ли мир имела в виду колдунья?
– Верно почудилось тебе! – Евстафия Исидоровна засмеялась. – Я прихожу сюда и ухожу отсюда, когда сама хочу. У священного дерева верховного бога Езуса множество ветвей, как множество миров вокруг нас. Я, жрица Тараниса – бога грома, – могу бывать повсюду…
Голос старухи то падал, то поднимался, словно вибрировала струна. И сердце Тамилы Борисовны подчинялось этому рвущемуся ритму. Она открыла рот, пытаясь вздохнуть, задыхаясь, и в этот момент за окном раздался громовой раскат. Ясное безоблачное небо с треском располосовала ослепительная молния.