– А стакан наполовину пуст или наполовину полон?
– Значит, комплимент, – заключила Вера.
Смирнов расхохотался.
– Ума палата! – И небрежным тоном спросил: – А где, между прочим, этот ваш здешний Ангел-хранитель?
– Откуда вы про него знаете? – насторожилась Вера.
– Икона известная. В научных статьях описана.
– Вы научные статьи читаете? Зачем?
– Для общего развития, – сухо ответил он.
– Икона Ангела-хранителя пропала во время Гражданской войны, – так же сухо отчиталась Вера.
– Вот прямо сама взяла и пропала? – Смирнов сверлил ее взглядом. – А может, кто-нибудь помог? Ладно, Вера Андреевна, это мы успеем с вами обсудить, – заключил он. – Время у нас будет. Ну, пойдемте веселиться!
– Веселиться… Обхохочешься! – идя вслед за Смирновым, пробормотала себе под нос Вера.
Но возмущаться вслух она позволить себе не могла.
Глава 12
– Скучаю по тебе…
Паша с трудом оторвался от Надиных губ, глянул ей в глаза.
– В Москве – скучаешь? – улыбнулась она.
– Конечно.
Его глаза, с детства ей знакомые, ясные, как у боттичеллиевского ангела, смотрели с той серьезностью, которую она так любила в нем. Впрочем, она все любила в нем, и неполнота сближения, которая еще сохранялась между ними, лишь усиливала ее любовь.
– У тебя же талант, Паша, – глядя в эти любимые глаза, сказала Надя. – Это такое счастье! – И попросила: – Расскажи мне о своей жизни.
Они остановились под окнами кондратьевской избы. В тишине летнего вечера далеко по деревне был слышен их разговор, но обоим ни до кого не было дела. Паша сдавал экзамены после первого курса Московского училища живописи, ваяния и зодчества, поэтому в Ангелово не был уже три месяца.
Они сели на завалинку, и он стал рассказывать о своих занятиях, преподавателях и планах.
– Техника холодной чеканки веками не менялась, – говорил Паша. – А я вот подумал: что, если ее с резьбой по дереву соединить?
– Паша… – вдруг спросила Надя. – А почему ты меня в Москву к себе не зовешь?
– Так ведь жилья нет, – смущенно ответил он. – В чужой мастерской из милости ночую.
– Извини, – вздохнула она. – Я понимаю.
– Стану знаменитым, сразу тебя заберу! – горячо проговорил Паша.
– Правда?
Ее лицо просияло.
– Конечно!
И, притянув Надю к себе, Паша снова стал целовать ее.
Оба, конечно, не видели, как Авдотья Кондратьева, стоящая в избе у окна и подслушивающая, в сердцах плюнула и прошипела:
– Шалава! Покоя нету от проклятых ангеловских!
Вера вошла в комнату к сестре, когда Надя, уже в ночной рубашке, причесывалась перед сном. Разница между резкой и яркой Вериной и русалочьей и блеклой Надиной внешностью была сейчас особенно заметна.
– Завтра меня весь день не будет, – сообщила Вера. – В Главнауку поеду.
– Зачем? – удивилась Надя. – Мы же все отчеты только что сдали. – И тут же смущенно добавила: – Прости меня, Верочка.
– За что? – пожала плечами та.
– Я же понимаю, каково тебе одной все тащить…
– Счастье, что удается. Пока.
– Я не умею тебе помочь, – грустно заметила Надя.
– А я ни от кого помощи не жду, – отрезала Вера. И без паузы добавила: – Выходила бы ты замуж.
– Что ты вдруг? – удивилась Надя.
– Не вдруг. Такому эфемерному созданию, как ты, нужна опора. Я на твоем месте присмотрелась бы к Фамицкому.
– Кто это Фамицкий?
– Семен Борисович Фамицкий. Врач. Из зала за тобой выскочил, – напомнила Вера.
А!.. – вспомнила Надя. – Да я же его сегодня впервые увидела.
– Одного взгляда вполне достаточно. Будет отличный муж и отец.
– С чего ты взяла? – улыбнулась Надя.
– Это написано у него на лбу, – пожала плечами Вера. – Крупными буквами. – И, заметив мечтательное выражение, мелькнувшее по лицу сестры, сердито сказала: – Надя! Перестань!
– Что перестать? – смутилась та.
– Перестань думать о Пашке Кондратьеве. Он что, на каникулы приехал?
– Откуда ты знаешь?
– Откуда знаю, когда у студентов бывают каникулы?
– Откуда знаешь, что я думаю о Паше.
– У тебя тоже все написано на лбу, – вздохнула Вера. И повторила: – Выбрось его из головы.
– Почему? – помрачнела Надя.
– Потому что недолго он будет помнить бледную музейную деву. Еще один год учебы, не более.
– Ты ошибаешься! – с детской горячностью воскликнула Надя.
– Посмотришь.
– Вера… – спросила Надя. – А почему ты сама замуж не выходишь?
– Интересно, за кого? – усмехнулась Вера. – За Хопёра? Ты, моя дорогая, была слишком мала, а я отлично помню: женщины нашего круга всегда выходили замуж только за достойных мужчин. Или уж оставались независимыми. Если бы не революция, то я, наверное, была бы известной эмансипэ. Ездила бы в Париж на съезды суфражисток!