Выбрать главу

В детстве я всегда больше дружила с мальчишками. Играть с ними было интереснее: крепости строить, на тропу войны выходить, носиться туда-сюда и по деревьям лазать. Не то что с девчонками: сиди весь день на одном и том же месте, и кукол то переодевай, то корми, то спать укладывай. Но в старшей школе, когда те же самые мальчишки вдруг начали поглядывать на меня с совершенно новым интересом (а я — на них, конечно), по дружбе нашей пошли многочисленные трещины. Ревность. Тот самый первый мальчик, с которым я начала встречаться, никак не мог понять, почему — сказав ему «Да» — я не прекратила общение с другими ребятами. Им же совершенно не нужно было, чтобы он смотрел на них волком и поигрывал время от времени чахлыми бицепсами. Кроме того, со временем у них тоже появились подружки, которые любой мой разговор с их избранниками воспринимали как прямое посягательство на их личную собственность. Так и пошло: мальчишки стали смотреть на меня как на источник неприятностей, девчонки — как на потенциальную опасность. Я же — со свойственной тому возрасту надменностью — решила, что не собираюсь никому доказывать, что я — не такая, и, пожав плечами, гордо покинула их общество. В университете, мол, настоящие друзья появятся.

Когда же я в последний раз задумывалась о своей личной жизни? Я имею в виду, сама задумывалась, а не после расспросов друзей или стенаний родителей? Вспомнить страшно.

В университете друзья, конечно, появились — подружки. Лингвисты-то, в основном, девочки; у нас ребят — на весь поток шесть человек было, и держались они всегда как-то в стороне. Теснее всего я подружилась с Мариной Ласточкиной и Светкой Замятиной — той, что день рождения перенесла; для нас она Замятиной и осталась, хотя в замужестве стала — это же надо так поменять! — Светой Фузик. В университете нас даже «Тремя мушкетерами» называли. И дружба эта — в отличие от моей школьной — не закончилась в момент получения диплома; мы и сейчас довольно часто встречаемся, хоть и разная у нас теперь жизнь.

Что же до молодых людей, то с ними дружить у меня так больше и не получалось. Всякий раз взаимная симпатия то ли в роман перерастала, то ли в сцену выяснения отношений, после которой люди здороваться перестают. Да и романы-то у меня все какие-то приземленные были, и заканчивались довольно тихо и спокойно: то я уходила, то от меня уходили. В жизни у меня не было случая, чтобы я увидела парня и тут же потеряла голову: за ним — хоть на край света! Обычно события развивались по довольно простой и вовсе не романтичной схеме: познакомились — поговорили — обнаружили некий общий интерес — несколько раз созвонились — сходили вместе в кино/кафе/клуб — по дороге домой поцеловались — познакомили друг друга с друзьями — пожили вместе — с облегчением разошлись. Такое даже влюбленностью не назовешь, скорее привязанность.

Хотя, впрочем, однажды дело почти до ЗАГСа дошло — и до знакомства с родителями. Я в тот раз решила, что хватит витать в облаках и искать свою вторую половину — нужно начинать жить реальностью. Парень он был хороший, серьезный, домашний — не очень, правда, хозяйственный, но дом всегда на жене лежит. Работа стабильная, зарплата хорошая, не жадный; в компании в углу букой не сидит, да и внешностью Бог не обидел. Что еще надо-то? Мы прожили вместе полтора года: я книгу кулинарную тщательно изучала, он уже начал квартиру новую — побольше — подыскивать, о количестве детей уже речь пошла… И, тем не менее, так все ничем и закончилось. Когда он заговорил о том, что пора заявление в ЗАГС нести, я вдруг представила себе, что вот так и буду жить каждый день, до конца своей жизни: утром мужа покормить, на работе положенные часы отсидеть, бегом домой, чтобы ужином его встретить, новостями обменяться, потом я — посуду мыть, он — к телевизору. И я взорвалась.

Мать меня, кстати, до сих пор за него пилит. И я не могу объяснить ей, что, живя рядом с таким хорошим человеком, хочется повеситься от скуки. Каждый день — все одно и то же, вся жизнь — в колее, в рутине, в графике; и ты уже — не личность, а единица измерения народонаселения той или иной страны. Она никогда этого не поймет; жизнь у нее — совсем другая, да и нужно ей в жизни совсем не то, что мне. Не поделились со мной родители талантом к семейной жизни.

После того случая я решила больше не стараться жить, как все. Люди ведь все разные: кто-то в математике хорош, а в разговоре двух слов связать не может; другой — на работе пешка обычная, но друзьям без него и собираться-то не хочется — душа компании. А третий — как я… А может, я — вообще не человек? Не необычный человек, как Франсуа сказал, а просто — иная особь мыслящая (вот-вот, постоянно мыслящая вместо того, чтобы просто жить). Случается же, что детей в роддоме путают; может, и меня в момент создания случайно не в ту галактику доставили, по ошибке? Что-то я, наверное, перетрудилась на этой неделе — скоро начну антенны за ушами искать, под волосами скрытые. Но со мной точно что-то не так. Люди всегда друг к дружке тянутся, встреч с друзьями ждут, в кругу семьи душой отдыхают, с коллегами радостями и печалями делятся — что же мне среди них так неуютно? Почему мне отдыхать от них нужно? Почему я не могу долго общаться ни с одним из них? Почему я лучше всего себя чувствую, когда рядом никого нет? Я — как улитка: поползала среди себе подобных вокруг капустного листа и назад — в домик, сил набираться для следующего выхода в свет.

О, опять улитка на ум пришла — и антенны к ней с перископами… Что-то меня сегодня вообще занесло. Надо профессию менять: рассказы фантастические писать или сценарии. Где там мое воображение? Это уже почти душевный диснеевский мультик получается: бедный подкидыш внеземной улиточной цивилизации скитается среди снующего по своим делам человечества…

… и все они чуть на него не наступают…

… ногами пинают кому не лень…

… он выглядывает робко из домика в поисках родственной молчаливой души…

… глаза большие, грустные, в обрамлении ресниц веером…

… на них дрожит слезинка с горошину…

Глава 4. Улитка в осаде

Два дня прошли спокойно, и к утру четверга мне хотелось грохнуть какой-нибудь тарелкой о стену.

Ну за что мне такое наказание? Ну почему другим достаются нормальные люди, рядом с которыми знаешь, чего ожидать от жизни? Ну чем я провинился в прошлой жизни, что мне попалась абсолютно непредсказуемая личность, да еще и с богатым воображением?

Там, где другие люди решают возникшие проблемы трудом и терпением, моя Татьяна ищет нестандартные пути. Черт меня дернул за язык сказать, что она редко впадает в депрессию, а все больше в светлых высотах парит. Порадовался один силе духа девушки. Вот она себе и третий мир изобрела — параллельный, словно дыру в заборе проковыряла и шмыгнула на ту сторону.

Нет, плохое сравнение. Не в другой мир она сбежала, а в себя ушла. Вот так свернулась крохотным калачиком и в самом дальнем углу сознания устроилась — спряталась от всех (и от меня ведь тоже!). Как улитка — в самую глубь раковины заползла и в щелочку выглядывает: когда там ураган пронесется? И как ее оттуда выковырять? Она — здесь, рядом, видно ее; но только видно раковину, оболочку окостеневшую, которой все мои внушения — что солярий черепахе.

Вот так и протоптался я два дня вокруг Татьяниной оболочки, пытаясь нащупать, за что бы зацепиться, выудить ее из кататонии да потрясти так, чтобы зубы клацнули — словно мыло в полной ванне ловил. На самом деле дни эти были до отвращения тихие: она не сделала ни единого опрометчивого шага, ее не охватил ни единый бесшабашный порыв чувств, у нее не промелькнуло ни единой шальной мысли… Если мысли у нее какие-то и возникали, то они свернулись вместе с ней в тот крохотный калачик и на лице не показывались. Делать мне было совершенно нечего. Можно было порадоваться неожиданному отдыху, так нет — тревога меня грызла: вот сейчас в калачик душа ее свернулась, потом в точку сложится, а потом что, вообще исчезнет? И что мне тогда делать, куда деваться? Нет, уж лучше каждую минуту сюрпризов ждать, чем такое спокойствие.