С опозданием на год он узнал о болезни матери. Гейбриел вернулся в Бостон, не зная, застанет ли мать в живых, но нашел ее бодрой и сильной, хотя затянувшаяся болезнь и послужила достаточной причиной, чтобы уговорить его остаться ненадолго. Потом еще на немного. Потом она упросила его год поработать с дедушкой. Всего один год.
Лайонел Мортон был великим тружеником, банкиром, которого считали гением финансового мира. Было очевидно, что старик хочет, чтобы Гейбриел пошел по его стопам. Такер был чересчур легкомыслен для мира финансов, и дедушка остановил выбор на Гейбриеле в качестве своего преемника.
Но Гейбриел слишком походил на отца. Он слышал это обвинение каждый раз, когда ему не удавалось оправдать надежды дедушки. Лайонел был упрямым стариком, привыкшим к тому, что его желания выполняются беспрекословно.
Гейбриел посмотрел на свои ладони. Руки горожанина – гладкие, без мозолей. Бледные, как лицо и плечи, которые когда-то были бронзовыми, как у индейца.
Мать возражала против его решения принять приглашение Барнетта. Она даже симулировала болезнь, чтобы удержать его в Бостоне, но это не помогло. Она поведала ему жуткие истории о Барнетте и его дочери, пытаясь отговорить, уверяя, что Мел Барнетт даже выстрелила из ружья в спину своему последнему поклоннику, когда тот отверг ее. Она заявила, что, без сомнения, у Барнетта на уме женитьба… женитьба его единственной дочери и единственного сына Джеймса Максвелла.
За пять лет своих странствий Гейбриел никогда не забирался так далеко на юг, в Техас, никогда и не помышлял об этом. «Что же случилось сейчас?» – спрашивал он себя. Возможно, причиной тому были письма от Барнетта, приходившие последние два года, или то обстоятельство, что родственники и старые друзья матери все чаще поражались его сходству с отцом. А может быть, сознание того, что Джеймс Максвелл был всего несколькими годами старше, чем он сейчас, когда погиб. Он оставил после себя жену и детей, клочок земли и мечту. Ему не суждено было увидеть детей выросшими или свое ранчо процветающим, но он как-то обозначил свое пребывание на этой земле.
Перед Гейбриелом стояла реальная проблема. Вероятно, Барнетт действительно обдумывал возможность объединения их семей через этот брак, но Гейбриел не мог допустить, чтобы это обстоятельство помешало его планам. Он не мог восстанавливать против себя Барнетта, отвергая его дочь, но вместе с тем и не собирался притворяться, что ухаживает за ней.
Такер все еще спал, и Гейбриел решил не будить его. Такер мог пригодиться ему, и Гейбриел хотел, чтобы кузен хорошо отдохнул и был в настроении, когда он изложит ему свое предложение.
Чем больше он об этом думал, тем крепче становилась его уверенность, что это сработает. Он снова посмотрел на свои гладкие ладони, но на этот раз с улыбкой.
ГЛАВА 3
В хороший день дорога на ранчо Барнетта до маленького городка Парадайс занимала чуть больше часа, но сегодня группа всадников двигалась по ней медленно, позволяя поднятой пыли тонким слоем оседать на них и на кажущейся призрачной повозке. Мел сидела верхом на буланой лошади с белыми гривой и хвостом, подарке отца к ее возвращению в Техас. Она проигнорировала просьбы отца и его громкие протесты по поводу своего обычного мужского наряда, в котором она уехала из дома, выбрав при этом самую старую и драную одежду. Она спрятала волосы под поношенную широкополую шляпу того же цвета, что и пыль, покрывавшая ее с головы до ног и делавшая похожей на грязного уличного мальчишку. Мел старалась отговориться от этого неприятного поручения, но в тот самый момент, когда ее отец уже был готов уступить, прибыл усталый посыльный. И тогда отец настоял, чтобы она отправилась с ним.
Повозкой правил старый Джордж. Мел не могла припомнить, чтобы рядом с отцом не было Джорджа. Видавший виды, но бодрый, он был единственным человеком, который мог открыто и безнаказанно смеяться над ее недавними выходками. Он был так рад ее возвращению из Филадельфии, что защищал ее, когда отец, потрясенный и разъяренный, услышав, что Мел стреляла в человека, распекал ее. Распекал? Он орал так громко, что не удивительно, черт возьми, все в Восточном Техасе знали, что произошло.
По настоянию отца на некотором расстоянии за ними следовали два работника с ранчо. Мел была оскорблена, что он не верил, будто она сама может о себе позаботиться, тем более выполняя столь ничтожное поручение. Никто из работников, нанятых на ранчо, пока остальные были заняты выпасом скота, не мог сравниться с ней в умении ездить верхом или стрелять.
Старшему из этих двоих, Тому, было не больше двадцати пяти. Он чувствовал себя спокойно с ружьем, которое прекрасно подошло бы и Мел, но настроение у него явно было плохое. Он считал сегодняшнее поручение значительно ниже своих способностей. Отец сказал Мел, что из Тома получится хороший пастух.
Обаянием, которого Тому не хватало, сполна был наделен Аризона, – он настаивал, чтобы его называли именно так. У Аризоны было детское лицо и всегда улыбка наготове, по молодости лет каждый день воспринимался им как приключение. Никто не знал, почему он хотел, чтобы его называли Аризона, тем более что он наверняка никогда не бывал нигде к западу от Техаса.
Когда они прибыли в Парадайс, оказалось, что у них есть немного времени, потому что поезд, как обычно, опаздывал. Мел не возражала бы, если трое мужчин предпочли подождать в баре, но Том и Аризона решили расположиться в дальнем конце станции, а Джордж остался в повозке. Несколько групп ожидали поезда в здании станции и вокруг него. Благодаря присутствию Мел группа с ранчо Барнетта привлекла несколько любопытных взглядов. Девушка знала, что рассказы о ее чудачествах после возвращения домой расползлись по округе, а ее мужское обличье подливало масло в огонь.
Аризона, по своему обыкновению, болтал, и старый Джордж в конце концов включился в его разговоры. Том угрюмо молчал, выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
Мел смотрела на рельсы, занятая невеселыми воспоминаниями. Мысленно она уже видела в незнакомом Маленьком Максе как бы продолжение Эдварда, и когда услышала звук приближающегося поезда, в ней поселилась беспричинная глубокая ненависть к этому скользкому типу с востока, который не скажет ни слова правды.
Мел заметила сходящего с поезда человека, который прищурил глаза от яркого техасского солнца, – шляпа с небольшими полями не защищала. Его сшитый на заказ костюм был здесь так же не к месту, как нынешнее облачение Мел выглядело бы в Бостоне, но, разглядывая платформу, он, казалось, не обращал на это ни малейшего внимания.
Мел не торопилась пойти навстречу, наблюдая, как он изучает толпу, напоминая потерявшегося теленка. Она представляла его немного другим: не таким хрупким, как Эдвард.
Джордж глянул на нее с сиденья повозки.
– Навроде жениха, а? – Он фыркнул.
Она не смогла ничего возразить, только презрительно взглянула на того, кого после отца любила больше всех.
– Заткнись, Джордж.
Он захохотал еще громче, не обращая внимания на ее разъяренный взгляд.
С некоторым страхом Мел приближалась к незнакомцу. Чем ближе она подходила, тем злее становилась. Вблизи он казался еще выше, а его плечи шире, чем при первом взгляде. Что же, в Бостоне девицы, наверное, вешались на него. Конечно, от нее он ждет того же. Так, сейчас ему будет сюрприз.
– Мистер Максвелл? – Прежде чем заговорить, Мел подошла к нему почти вплотную. – Я Мел Барнетт. Папа отправил меня сюда за вами.
Максвелл приподнял бровь:
– Мисс Барнетт?
– Зовите меня Мел, мистер Максвелл. Все меня так зовут.