— Ну, здравствуй, здравствуй, — ответила она с легкой настороженностью в голосе. — У нас все по-прежнему. А у тебя-то как?
— У меня все хорошо, — начала я обычной фразой и тут же поправилась: — У меня все просто замечательно.
Она тут же уловила перемену в моем голосе: — Ага, вернулась, надо понимать, твоя пропажа?
— Вернулась, мам, вернулась. — Я улыбнулась. Кому бы еще эту фразу повторить? О, Гале можно. Завтра.
— Так что там, кстати, за проблема была?
Ну вот, расслабилась одна, разулыбалась. Черт, до чего же врать-то надоело! Все, сегодня — в последний раз! — Да у него контракт был… в другом городе. Нужно было пару раз в год уезжать туда, где-то на месяц. Но в этот раз он съездил только, чтобы разорвать его. И вернулся.
— М-да? — задумчиво протянула мать. — Стало быть, дело решительный оборот принимает?
Я вспомнила наши утренние дебаты по поводу того, дала ли я ему согласие или нет: — Возможно.
— Возможно — это уже хорошо, — сказала она. — Так, когда вас в гости ждать?
— Что?
— Что — что? — тут же завелась она. — Познакомиться нам нужно поближе, если уж ты про возможно заговорила… В общем, нечего раздумывать — прямо на ближайшие выходные и приезжайте. В воскресенье, скажем…
— Мама, да подожди ты, — взмолилась я. — Про выходные мы еще не… Да мне с Анатолием посоветоваться сначала нужно!
— А вот это правильно! — В ее голосе зазвучала столь знакомая мне назидательность. — Если вы друг на друга серьезно смотрите, тогда как же — без совета-то. Вот ты с ним и посоветуйся и позвони мне завтра. И я пока с отцом поговорю. — Она повесила трубку.
Несколько мгновений я ошарашено смотрела на телефон, тряся головой. По-моему, меня опять начинают выдавать замуж. Вот только сейчас я совсем не против.
Вернувшись на кухню, я увидела, что он уже раскладывает картошку по тарелкам. Вытащив из холодильника овощи, масло и мясо, я сказала, как бы между прочим: — Слушай, родители на следующие выходные в гости зовут…
— Да? — сказал он, поворачиваясь ко мне и прищуриваясь. — Что, оказалось, что я на них не совсем уж такое плохое впечатление произвел?
— Если мы к ним поедем, — ответила я, пристально глядя ему прямо в глаза, — то мы поедем мириться, а не ссориться. Пока тебя не было…
— Да? — повторил он, но совсем другим тоном.
— Пока тебя не было, — продолжила я, делая вид, что не слышала его вопроса, — она мне звонила. И… она мне очень помогла. Очень неожиданно и поэтому очень… ощутимо. И потом — она сказала мне, что они больше не будут вмешиваться в мою жизнь.
— Да? — повторил он опять — опять другим тоном.
— Да, — на сей раз ответила я. — Так что давай поедем к ним знакомиться — по-настоящему. А если они вредничать начнут, — спохватилась я, сделавшись на мгновенье суеверной, — я сама с ними разбираться буду. Люди — мои, помнишь?
— Ну, здесь бы я предпочел разделение труда по гендерному принципу: ты с мамой разговаривай, а папу мне оставь. — Он одарил меня чарующей улыбкой.
Я похолодела. Если он отца окатит той же волной бьющей через край силы, как тех пьяных мальчишек во дворе, а отец ответит ему тем же? Это, что, нам с матерью цунами потом разгребать?
— Посмотрим, — уклончиво ответила я. До выходных я что-нибудь придумаю.
— А когда поедем-то? — оживленно поинтересовался он, явно предвкушая «гендерное общение».
— В воскресенье, — ответила я, внимательно наблюдая за ним.
— Отлично! — Он даже руки потер. — А в субботу что? Может, куда на природу выберемся?
На природу, говоришь? У меня мелькнула еще одна мысль… Что-то их столько за последние два дня намелькало — и все блестящие; явно мозг в аварийном режиме работает. Лишь бы только не сорвался — а то вот смеху будет: его исчезновение выдержала, а от его возвращения с ума сошла. Так, сегодня больше никаких обсуждений!
— А может, к Светке съездим? — небрежно бросила я. Вот пусть в субботу на моих девчонках пыл собьет, тогда в воскресенье у него меньше сил самоутверждаться будет. — Знаешь, за одни выходные со всеми визитами разделаемся. — Он молча смотрел на меня. — А то я уже давно обещала, что встретимся, да вот все как-то не получалось… — закончила я слегка нервно.
— Только к Свете? — вдруг спросил он.
Похоже, Марину он не очень рвется снова увидеть. Сейчас проверим… — Ну, не знаю, может, и Марина сможет подъехать…
Он поморщился… и вдруг чихнул. Правда — не хочет. Я приободрилась.
— Так, что, я позвоню? Это — две минуты, — сказала я.
— А есть мы сегодня будем или как? — рявкнул он и опять чихнул.
Опять правда — есть хочется. Но это же быстро…
— Ты чай наливай, а я только узнаю, не возражает ли она, и — ровно через две минуты — вернусь, ладно?
Он буркнул что-то, и я сбежала из кухни.
Светка не возражала. Она не возражала с полным восторгом. Как от своего имени, так и от имени Марины. Она тут же заявила, что сама созвонится с Мариной, и они будут ждать нас в субботу — о времени договоримся чуть ближе к выходным.
Я вернулась на кухню ровно через две минуты (я по часам следила — вот же, до чего меня довел!) и метнулась к столу.
Отвоевав у него две встречи с близкими мне людьми, я не стала приставать к нему с предложением попробовать мясо. Ничего — у меня теперь вся жизнь впереди.
К концу ужина он поднял чашку с чаем. — Слушай, так что с этим кодом делать? — спросил он меня с умиротворенно-влажным блеском в глазах.
А, то-то же! Вспомнил, наконец, кто у нас умеет проблемы решать, даже когда не знает, как их решать! Я прищурилась, думая, с какого предложения начинать…
Он опять чихнул.
Да я сама знаю, что это — чистейшая правда, что у меня воображение лучше, чем у него, работает! И вдруг я нахмурилась. С чего это он расчихался?
— Нет уж, — решительно заявила я, — хватит на сегодня разговоров. Сейчас тебе чаю горячего и быстро в кровать.
— Договорились, — быстро согласился он, и херувимчики в глазах его распрыгались просто в неприлично бурном ликовании.
Последнее, о чем я с облегчением подумала в тот день — следующая неделя будет, по всей видимости, существенно отличаться от предыдущей.
Глава 2. Заслуженная передышка
Не могу не признать, что у людей есть все же некоторое, определенное понятие о смысле жизни, раз уж в голове одного из них родилась мысль о том, что чем больше мы знаем, тем больше непознанного остается вокруг нас.
За долгие тысячелетия люди настолько сроднились с этой мыслью, что даже после перехода к нам и сопутствующей чистки памяти они умудрились протащить ее в нашу жизнь. Она зацепилась в их подсознании и там же и осталась, когда вышеупомянутое подсознание стало ангельским. И наши новички, делая первые шаги по открывшейся перед ними широкой дороге безграничных возможностей и со светлой улыбкой взирая в лучезарную вечность, испытывают лишь смутные подозрения, что сияющие горизонты слепят им глаза и мешают разглядеть многочисленные ответвления на райской дороге познания. Вот так и мне, во время первого столь необычного этапа моего очередного пребывания на земле, пришлось раз за разом врезаться — прямо лбом, со всего размаха — в стены, скрывающие от широкой ангельской общественности все новые и новые откровения.
Для начала контрольная комиссия, отозвавшая меня с земли для дачи показаний по поводу моего несанкционированного перехода в видимость в присутствии вверенного мне человека, не только сочла мои действия проявлением похвальной инициативности и творческого подхода к своим обязанностям, но и предложила мне повышение по службе — для более рационального использования открывшихся во мне творческих способностей. Я вежливо отказался, настаивая на том, что глубоко присущее мне чувство долга требует доведения начатого мной дела до конца. Они не стали слишком долго спорить с моим чувством долга и вернули меня на землю, дав мне разрешение хранить Татьяну в видимом состоянии, а значит, занять определенное место в человеческом обществе. Чтобы место это оказалось достойным ангела, находящегося в длительной командировке, они даже снабдили меня почти всеми атрибутами человеческой жизни.