— У людей тоже не у всех дети бывают, — медленно произнесла я.
— И они этому рады? — все так же жестко спросил меня он.
— Не знаю, не спрашивала, — ответила я, — но это не мешает им жить всю жизнь вместе.
— По привычке? Из удобства? — Что-то в этом металлическом лязге ржавчина какая-то появилась. Едкая и агрессивная.
— Не думаю, — еще спокойнее ответила я. — Я думаю, дело в приоритетах. Те, кому важнее произвести на свет потомство, расходятся; те, кому важнее находиться рядом с любимым человеком, нет.
— Татьяна, хватит! — оборвал меня он. — Я не хочу, чтобы через какое-то время ты меня возненавидела за то, что я у тебя… вырвал (А, признался-таки!) это согласие, и… разошлась со мной. Лучше сейчас…
Так, что-то это мрачное саморазъедание начинает действовать мне на нервы. Надо его разозлить — тогда я хоть буду знать, что делать.
— Скажи, пожалуйста, — вежливо поинтересовалась я, — если бы мы оба были людьми, и если бы вдруг выяснилось, что у меня не может быть детей, ты бы тоже со мной… разошелся?
— Я — не человек, так что это — беспредметный вопрос, — тут же отозвался он. — И потом — ты прекрасно знаешь, что я тебя ни при каких обстоятельствах не брошу.
— Должностные обязанности не позволят? — Я тоже умею ядовито высказываться. Но — в отличие от него — вежливо-ядовито.
— И они тоже, — буркнул он.
— А если я тебя сейчас попрошу — принимая во внимание твое признание — удалиться? — Я прищурилась. — Но только не в невидимость — вообще? Удалишься?
— Не дождешься, — рыкнул он.
О, вот это — уже лучше. Но только не он один рычать умеет…
— Так по какому праву, — заорала я, — ты меня в этом подозреваешь? По какому праву ты меня к такому подталкиваешь? Мне не нужны просто дети — и не важно, с кем! Мне ты в первую очередь нужен… — Я осеклась на полуслове.
Опять!
— Нет, ты действительно — не человек! — перешла я на октаву выше. — Ты — даже не ангел! Ты — свинья самая последняя!
— Чего? — Он опасливо отодвинулся от меня.
— Чего? Почему это я должна тебе — постоянно — в любви признаваться? А он еще слушать будет и головой своей тупой одобрительно кивать!
— Татьяна, да я…
— И не смей перебивать, когда я с тобой разговариваю! Хватит мне рот затыкать на каждом слове! И можешь даже и не мечтать, что ты на мне жениться не будешь, потому что ты будешь…
Он закрыл мне рот. В прямом смысле слова. Рукой. И принялся перечислять все случаи, когда он давал мне понять, что я ему небезразлична, подробно останавливаясь на том, что именно он хотел мне в те моменты сказать…
Вот в этом весь он — давал понять и хотел сказать…
К родителям в воскресенье нам удалось приехать вовремя. Что стоило мне больших трудов. Он просто специально все утро время тянул, чтобы мы опоздали. Когда, не выдержав, я прямо спросила его об этом, он ответил, нахально улыбаясь: — Да нет. Я просто не вижу смысла полдня трястись при мысли о возможной задержке в несколько минут.
— Слушай, они только-только на уступки пошли, — заметила я, — зачем опять отношения обострять? Да еще и на пустом месте.
— Да ладно, не заводись, — миролюбиво бросил он. — Но мне было интересно посмотреть, что будет, если мы опоздаем.
— А мне — нет, — отрезала я.
— Ох, Татьяна, — демонстративно вздохнул он, — где же бедному психологу опыта набираться — да еще и в преддверии трудовой деятельности?
Ага. Похоже, вчерашние капризы с работой у Марины закончились. Наверное, ему всякий раз нужно время давать — чтобы сжился с новой мыслью. Запомним. Я повеселела.
Родители снова встретили нас на пороге. И снова вдвоем — но как-то иначе. Мать все также щебетала о том, как давно мы не виделись, и о том, как полезно время от времени из города выбираться — но на этот раз она вдруг начала паузы делать, давая кому-нибудь из нас возможность вставить ответное жизнерадостное слово. Отец же поглядывал на моего ангела с опасливой настороженностью — так хозяева косятся на волкодава, с которым к ним ввалились гости, утверждая, что другого такого добрейшего пса и на свете-то не сыскать.
Вот и хорошо, подумала я. Может, не сразу примется силой мериться. Мой ангел первым не начнет… Наверное.
По дороге к родителям я рассказала ему о том звонке моей матери, который случился во время его отсутствия. О том, как мать рассказала мне, что, если мужчина по делам уехал, это еще не повод бросаться в истерику, и что нужно уметь ждать. И что он обязательно вернется, как только сможет — а мое дело встретить его с улыбкой и горячим ужином. (На счет улыбки — не помню, но ужином я его точно накормила!). По-моему, он впечатлился.
За столом, к которому мы сразу же — по традиции — направились, он принялся расхваливать блюда, стоящие на столе, и задавать матери вопросы об их названиях и составе. Мать опешила. Потом расцвела. Потом выдала ему такую кулинарную лекцию, что я погибла примерно на третьей фразе. Он же только головой кивал. И даже те салаты, в состав которых входили предосудительные рыбно-колбасно-мясные продукты, отведал. У матери глаза округлились.
— Анатолий, а как же…?
— Людмила Викторовна, такая хозяйка, как Вы, любого вегетарианца в свою веру обратит, — ответил он с блаженной улыбкой на лице.
Вот я же говорила, что он с моей матерью общий язык найдет! Я это сразу поняла — как только он принялся с овощами экспериментировать.
Но от вина он все же отказался. И слава Богу! И так перемены в глаза бросаются.
Прислушиваясь к их оживленной беседе, я еле сдерживала нервное хихиканье. Мне в нее вступать не стоило — к кулинарии у меня никогда не было ни способностей, ни желания приобретать их терпением и упорством. Но вдруг я заметила, что отец тоже молчит. Подняв на него глаза, я увидела, что он переводит подозрительный взгляд с ангела на меня. Ну вот — решил, что это я его настроила! Он, что, меня не знает? Не знает, что точно уж не у меня набрался мой ангел всех этих познаний?
По-моему, отец растерялся. Вступать в кухонные обсуждения — недостойно мужчины, переводить разговор на что-либо иное, грубо перебивая жену при постороннем — негоже лицо дома терять, но и оставаться вдали от центра внимания он никак не любит…
Похоже, мой ангел тоже это почувствовал. После очередного рецепта, он очаровательно улыбнулся моей матери, склонил в знак благодарности голову и тут же повернулся к отцу.
— Кстати, Сергей Иванович, мы недавно беседовали о современном строительстве. Не могу не поделиться с Вами свежим впечатлением.
— Да-да, — оживился отец. Мать тут же замолчала.
— Вот случилось мне недавно в командировку на неделю уехать, — небрежно начал мой ангел, — так Вы не поверите: по возвращении прямо хоть заново картой района обзаводись, хоть и живу я там уже два года.
Вот так одним выстрелом трех зайцев убить можно: сам о своей отлучке заговорил, подтвердив мои слова, слово «командировка» сразу придало его работе несомненный в глазах отца вес — а теперь еще и квартирой хвастаться начнет.
— А напомните-ка мне, о каком районе речь идет? — заинтересованно спросил отец.
Мой ангел назвал район, в котором находилась его квартира. Ну вот, я же говорила, что сейчас хвастаться будет — отец одобрительно хмыкнул.
— Ну, скажу я Вам, в этом районе планировки весьма неплохие, — бросил он, откидываясь на спинку стула.
— Здесь я с Вами вполне согласен, — подхватил мой ангел. — Планировкой квартиры я более чем доволен. Но дома-то расположены — хуже, чем в лабиринте.
Между прочим, подумала я, не так уж все и страшно — во второй раз дом его мы почти сразу нашли. А, он, по-моему, методом от обратного пошел — жалуется, чтобы отец его же квартиру и защищать начал.
— Да и дома поставлены очень толково, — не согласился с ним отец.
Ну, конечно, когда же он с собеседником соглашался. Согласиться и кивком можно, а несогласие простор для ответной речи дает.
Так и есть. — Там ни один квадратный метр без дела не гуляет, — оседлал отец своего конька. — И куча двориков образуется между домами за счет их формы. В эти дворики и площадка детская впишется, и ветром продуваться не будет со всех сторон, и магазин небольшой станет, чтобы за буханкой хлеба и бутылкой молока в супермаркет не бегать. Нет, Вы даже и не спорьте — очень все толково там продумано.