Ксения Васильева
Ангел из авоськи
ПРОЛОГ
«Я стоял в вонючем загоне для быков. Хуан бил тяжелой ногой по утрамбованной копытами земле и хрипел. Будто понимал, зачем я здесь. А ведь понимал, скотина! Стоп. Скотина — ты, а он — бык, попавший случайно в это поганое дело.
Все-таки я заплакал, как ни крепился. Не плакал я лет двадцать или больше.
Поминки по Рафаэлю…
А Рафаэль, счастливый, смеется и раскланивается перед публикой, проводя почти по земле своей треуголкой. Вчера он сказал, что этот бой посвятит Дагмар. Она всегда ждала его в машине у театра.
Свихнулся Раф, слишком отдался чувству. Нельзя. И вот теперь я, его брат и друг, обязан его… убрать. Подлым способом. Через взбесившегося неожиданно, внезапно, Хуана, которому я…
Стоп! Никаких размышлений! Бери ампулу. Пока тебя никто не застукал.
Хуан (или мне показалось) с удивлением посмотрел на меня.
В его бычьих, вроде бы дурных глазах что-то сверкнуло, типа: а ты оказался дерьмом, братец…
Я не ответил ему».
1.
— Чего пристал? — зашипела я, резко обернувшись к дряхлому старикашке, давно плетущемуся за мной по бульварам.
— Молодой человек, я… — забормотал он и скоренько от меня отодвинулся, испугавшись, видно, что я тресну его по лысине. Что «молодой человек», меня не удивило и порадовало: значит, похожа на мальчишку лет… А я — девчонка, семнадцати, почти восемнадцати лет, сбежавшая из дома, из нашего тихого городочка, но об этом позже…
Я шастала по центру в поисках объявлений о сдаче комнаты, но уже поняла, что за эти несчастные доллары, которые я увела у матушки, из ее заветной железной коробочки, никакой комнатки я не сниму.
На бульварах я и заметила этого дедка и теперь готова была и вправду пихануть его, чтоб отстал.
Но он, отойдя на пару шагов, остановился и опять обратился ко мне:
— Молодой человек, не сердитесь, прошу вас… Вы не москвич? Впервые здесь?
Большей пакости старикашка не мог бы придумать! Значит, я так выгляжу! Занюханным парнишкой из Тьмутараканьска, которому негде преклонить голову. Не удивляйтесь, что я говорю не так, как мои сверстники. Это все заслуга незабвенного моего учителя литературы в нашей школе и соседа по квартире. Случай привел его в наш городок, и Леонид Матвеич почему-то выбрал меня из всего класса и старался передать мне все, что сам знал. А знал он немало.
Я не ответила старику, но почему-то не ушла, так и стояла перед ним с рюкзачком за спиной, в старых джинсах и черной майке. Дедок увидев, что я не убегаю и не собираюсь вроде бы его бить, начал быстро бормотать:
— Я ничего дурного вам не желаю, молодой человек, мои старые глаза много повидали на своем веку, вы молодой симпатичный человек, скорее всего, совсем недавно в Москве и ищите пристанище. А я таковое имею, и мог бы…
Я стала обдумывать его не лишенную для меня интереса болтовню.
Сам старик мне не понравился. Как вообще могут «нравиться» такие старики?! Он был очень старый, лысый, горбатый или сильно горбился, с висячим носом, с мешками под маленькими неопределенного цвета глазками, которые были почти скрыты бровями, как у скотч-терьеров, и разглядеть что-то в них было почти невозможно.
Костюм на нем был черный, лоснящийся от старости, скрученный черный галстук, белая затрепанная, но достаточно чистая рубашка и пыльные, какие-то все кривые штиблеты.
Нет, он мне определенно не нравился.
Ну а где мне приткнуться хотя бы на ночь?..
И потому я стояла, смотрела на противного старика и молчала, но сама-то уже почти решилась, а что мне оставалось?..
Разыскивать Алену из нашего класса, которая меня давно забыла?
И в Москве ли она?
Ее папашу, директора нашего единственного в городке, но очень «серьезного» завода, вызвали в Москву, и они всей семьей быстро собрались и уехали.
Меж тем старик продолжал свой нескончаемый рассказ.
…Что живет он в центре, недалеко, что очень это удобно и он каждый день гуляет бульварами, и что я ему глубоко симпатичен, и он просто хочет помочь мне… Что одинок и…
А я, помня ежеминутно о долларах, завернутых в платочек и приколотых булавкой к изнанке джинсов, пробурчала, что денег у меня нет. Хотя еще полторы тысячи рублей у меня были, тоже маменькины… Когда я вспоминала свою милую, тихую матушку, сердце у меня сжималось и хотелось плакать, плакать и мчаться на вокзал, купить билет обратно в наш городок и никуда никогда не уезжать!
Но жизнь все равно тянет и тащит своими путями, и я понимала, что не уеду я из Москвы… И слово, данное Леонид Матвеичу, сдержу… А вот как, не знаю. Но найду его друга (забыла фамилию, но у меня записано!).