Среди какого-то длинного описания, то ли старикова дома, то ли его квартиры, я сказала охрипшим от долгого молчания голосом:
— Я у вас переночую и заплачу.
— Ну вот и ладненько, ну вот и хорошо. Я сразу понял, что вы — разумный молодой человек! Идемте же! — обрадованно прокудахтал старик.
И тут же очень бойко затрусил по бульварам, все время оглядываясь, иду ли я.
Шли мы совсем недолго и попали в переулок.
Дом старика был двухэтажный, деревянный, на вид нежилой, какой-то покосившийся. Как еще он уцелел здесь?!
По темной, скрипучей лестнице мы поднялись на второй этаж.
Прошли длинным коридором и очутились перед маленькой филенчатой дверью, которую старик открыл ключом.
В комнате, куда мы попали, я ничего сначала не могла разглядеть, потому что стояла кромешная тьма: окна были плотно занавешены.
Старик зажег где-то у пола лампу, и я наконец-то огляделась. И удивилась, как у такого древнего старикана может быть так чисто в комнате.
И что меня как-то снова напугало и заставило сомневаться в моем выборе, это то, что в доме, пока мы шли, я не почувствовала присутствия людей.
Я сразу же спросила:
— А вы здесь один живете?
— Да, — гордо ответил старик, — этот дом — мой. Но в силу… — И удалился, видимо, на кухню. А я осмотрелась уже хорошенько, насколько позволяла лампа на полу. Он что, скрывается? Боится воров? А воровать-то у него нечего!
В комнате был порядок, я бы даже сказала — военный, хотя не знаю, какой он, этот «военный порядок».
Пустой письменный стол. Три стула. Раскладушка, застеленная байковым одеялом, подогнутым под матрац.
Высокий черный узкий гардероб на замке и клеенчатый старый диван с высокой спинкой.
Я стояла, не снимая с плеч рюкзачок, потому что не знала — бежать мне отсюда поскорее или все же остаться на одну ночь, а уж завтра мотать отсюда…
Притащился старик (мы так пока и не познакомились…) с кипящим чайником и тарелкой сушек. Я была голодна до предела, вид сушек меня не вдохновил, и я опять пожалела, что появилась здесь.
Но хозяин был востер: сразу заметил мое разочарование и успокоил:
— Не волнуйтесь, юноша, голодным спать не ляжете.
Делал он все размеренно и спокойно, исчезла его бывшая на улице суетливость и униженность, он даже как-то распрямился, вроде бы подрос.
Застелил письменный стол клеенкой, чайник угнездил на подставку. Ключиком на цепочке, который висел где-то у него на брюхе, открыл замок на гардеробе и с полочки, застеленной белой бумагой, достал хлеб и копченую колбасу.
Что ж, конечно, я осталась у старика! Голод не тетка, знаете ли.
Сам он только пососал сушку и выпил чаю.
И тогда старик спросил меня:
— Юноша, а зовут вас как? Меня — Степан Семенович. Фамилию мою вам знать не обязательно.
— Ангел! — выпалила я.
Дело в том, что моя матушка, рожавшая меня трудно и в роддоме напротив церкви, решила назвать меня Ангелина — чтобы, так сказать, сразу определить мой жизненный статус, не получилось, увы… Звала она меня Ангел, а девчонки и ребята, вслед за ней, со смехом, правда, тоже: Ангел да Ангел…
Ну вот я и брякнула старику свое истинное имя, хотя всю дорогу твердила себе, что я — Володя, Володя и Володя, как мой папаня.
Старик расхохотался. Он становился все более вальяжным и свободным. И я понимала, что начинаю его очень бояться…
— Значит, Ангел, — повторил он, — вот, наверное, поэтому я вас и пригласил к себе… Я ведь гостей не люблю. А вот Ангел мне очень нужен. — И хихикнул довольно мерзко.
Странный какой!..
И вдруг я услышала его шепот:
— Не вздумайте что-нибудь украсть, Ангелок! Я вас достану и оторву голову. — Он как-то внимательно посмотрел на меня и таинственно так спросил: — А вы, Ангел, — не девочка ли? Я заподозрил это сразу! Вы думаете, я пригласил бы к себе парня? Чтобы он меня обворовал?
Я содрогнулась. Так вот какой он, этот старик! Узнал сразу главное…
Старик хохотнул:
— Ну что вы испугались так, Ангелочек? Я на вас не претендую, мне уже ничего такого не надо. Раньше… Раньше у меня были такие женщины, такие, моя радость! Да что вам говорить. Вы же не представляете, каким я был, и ничего не понимаете.
Он полез в гардероб и стал рыться на нижней полке.
Я успела заметить, что кроме полки с едой все остальные заполнены бумагами и папками. Вот это да!
Но тут мне была сунута под нос старая, однако, очень красивая фотография. На ней были трое: двое мужчин и девушка. Где-то на берегу моря или широкой реки, или… не знаю чего. Океана.