Девушка в развевающемся тонком платье. Она смеялась, и волосы ее, какие-то серебристые, трепал ветер.
Толстый волосатый палец с искривленным ногтем ткнул в одного из мужчин: вот он я…
Я всмотрелась в мужчину на фото и поняла, что старик разыгрывает меня.
Ну не мог тот стройный черноволосый красавец стать этой развалиной с противным лицом и ужасным телом!..
— Давай сюда! — вдруг крикнул старик и выхватил фотографию у меня из рук.
Я же ничего же не сказала! Только посмотрела на теперешнего Степана Семеновича! А он…
И неожиданно я захлюпала носом, сказалось все: и мое бегство, и то, что я обокрала маменьку, и то, что мне пришлось прийти сюда и — главное! — я не знаю, что со мной будет.
— Ладно, не реви, — уже насмешливо заявил хозяин, уложил фотографию снова в гардероб и запер его на ключ. — Реветь надо мне. Но старики почему-то не плачут. Давайте ложиться спать.
Он постелил мне на диванчике, и я думала, засну мгновенно, но не тут-то было. Спать расхотелось сразу, как только меня обступила тьма.
Я села на диване, и меня затрясло. Вдруг вот так сразу.
И старик почему-то не спал, он подошел ко мне, наклонился и зловеще спросил:
— Страшно, Ангел?
— С-стр-ра-а-ашно, — сказала я правду.
А Степан расселся на стуле, закурил — мне почему-то казалось, что он не курит! — и мечтательно произнес:
— Ты не знаешь, что такое настоящий страх. И как его преодолевают. Ты меня не бойся, Ангелица. Я теперь не страшный. Вот когда я был таким, как на фотографии, тогда я был страшным. — Он докурил сигарету и сказал: — Все, спать. Завтра у нас с тобой дела.
Какие у меня с ним могут быть дела?..
Я убежала из дома не для его дел! Я убежала, чтобы начать красивую, прекрасную жизнь в столице, о которой мне столько рассказывал Леонид Матвеевич!
И потом — дело здесь у меня!
Я должна, обязана, найти друга Леонида Матвеича, известного режиссера, и передать ему рукопись какого-то потрясающего романа… И рассказать все о несчастной судьбе его автора. И из этого режиссер тот должен сделать отличный фильм.
А там появится и сам Леонид Матвеич, который к тому времени бросит выпивать, купит костюм и прибудет в Москву!
Старик разбудил меня рано, но сам был уже одет в черный костюм, белую рубашку и черный галстук, как и вчера. Мы быстренько сели с… моим хозяином? Шиш ему! На завтрак — чай с сушками и кусок колбасы.
Позавтракав, старик, никак он не назывался у меня Степаном Семеновичем, закурил длинную коричневую сигарету с золотым обрезом, и я подумала, что не так он и беден, как подумалось мне сначала. Притворяется бедным… Для чего? Мои мысли прервал его вопрос:
— Ну-с, Ангелица, откуда ты и, главное, зачем? Кстати, — перебил он сам себя, — а паспорт ты уже получила?
Вот уж этого вопроса я не боялась! Я тут же схватила свой рюкзачок, проверив заодно на месте ли рукопись. Кто его знает, этого Степана Семеновича! Рукопись была на месте.
Из потайного кармана вытащила паспорт и гордо подала старику…
Дура! Из дур — дура! Говорил же мне Леонид Матвеич, чтобы я никогда никаких документов, бумаг, денег никому в руки не давала, пока не удостоверюсь, что это человек порядочный и достойный.
Старик оказался недостойным.
Он схватил мой паспорт, просмотрел его по всем позициям и засунул себе куда-то в пиджак.
Я, не успев даже ничего сообразить, кинулась к нему, но…
Но у него моментально в руке оказался маленький пистолетик и он с отвратительной улыбкой прикрикнул, хотя я уже и сама, глядя на пистолет, стояла столбом.
— Тихо, крошка моя, не шебуршись. Паспорт твой полежит здесь, пока ты у меня будешь жить. Сбежишь — пеняй на себя.
Он хлопнул меня по ноге ручкой пистолетика:
— Садись, не расстраивайся, ничего плохого я тебе не сделаю. Просто задам несколько вопросиков. Ты ответишь, и я объясню, что тебе надо будет делать. А после иди на все четыре стороны, куда хочешь. Значит, ты из славного города Славинска. И зачем же сюда явилась?
Я не имела права говорить ему о рукописи Леонид Матвеича и потому, пометавшись, сказала:
— Хочу поступать в институт…
Старик приподнял свои огромные брови, блеснули маленькие глазки.
— Значит, учиться? Умница! А то, что вступительные экзамены уже закончились, а платный вуз ты не потянешь, это как? Не ври.
Он встал и подошел ко мне.
Его кривопалая ручища схватила меня за шкирку, приподняла со стула, и он, повторив: «Не ври мне никогда!», крепко усадил меня на стул так, что у меня заболел копчик, — старик-то оказался еще и сильным!