- Нас интересуют только послушницы, - уточнил он. - Мы подозреваем, что одна из них состоит в организации этих ужасных тупамарос. Она виновна в похищении сеньора Барбера и убийстве.
- В таком случае, - ответствовала монахиня, - хотя мне это и кажется в высшей степени невероятным, я ничего не имею против того, чтобы собрать их во дворе.
- А все послушницы сейчас на месте? - вмешался Малко.
- Все, - ответила настоятельница. - У меня есть список, вы сможете проверить.
Рикардо Толедо не стал больше настаивать.
- Мы будет ждать их во дворе, - сказал он, отступая из кабинета.
Ему не терпелось снова очутиться на свежем воздухе. Диего Суарес вышел последним. Его очень сильно тошнило.
Сдавленные смешки, шепот, шелест монашеской одежды бесили Рикардо Толедо. Он без конца откидывал назад прядь, бросая сердитые взгляды на Малко. Он был убежден, что девушку им не найти. Утром у него был сугубо конфиденциальный разговор с руководителем партии "Бланки", его политическим "патроном". Тот дал понять, что если тупамарос убьют агента ЦРУ, американцы прекратят с Уругваем всякие политические сношения. Рикардо Толедо прогнал эти жуткие мысли и сосредоточился на том, что происходило вокруг.
Можно было подумать, что готовится необычная раздача призов. Послушницы выстроились перед настоятельницей, уругвайскими полицейскими и американцами. Крис и Милтон не знали, куда им деться от пристальных взглядов девушек.
Некоторые были страшны как божий грех, но Малко заметил и несколько миловидных лиц. Что толкало этих девушек идти в монахини? Ведь девятнадцатый век давно кончился...
Настоятельница обернулась к шефу столичной гвардии и саркастически спросила:
- Ну, сеньор, и где же эта злодейка? Рикардо Толедо обратился к Диего Суаресу, без конца мысленно осенявшему себя крестом.
- Давайте, Диего.
Полицейский медленно пошел между рядами, внимательно осматривая каждую послушницу. Некоторые опускали глаза, другие напротив, отвечали дерзким взглядом. Одна из послушниц подмигнула ему, другая сделала вид, что сейчас в него плюнет. Еще одна показала язык.
Но его медсестры не было. Оставался последний ряд. К горлу Диего подступила тошнота. Хоть бы этой девушки здесь не было.
Он медленно прошел перед четырьмя первыми послушницами, явно обиженными природой: страшнее просто было не придумать. Увидев пятую, Диего вдруг почувствовал, что ноги у него наливаются свинцом. Несмотря на монашескую накидку, несмотря на то, что монашеское одеяние скрывало все ее тело до лодыжек, Диего не сомневался, что это была она. Девушка, с которой он занимался любовью в больнице. Та самая, с родинкой на бедре. Диего заставил себя на нее взглянуть.
Он тотчас узнал широкое лицо, свирепый взгляд больших глаз, волевую линию подбородка.
Глаза ее, не мигая, смотрели на Диего. Лицо было холодное, словно из мрамора. В голове у Диего Суареса все смешалось. Он открыл было рот, словно хотел что-то сказать, но тут же закрыл его. Ему потребовалась доля секунды, чтобы принять решение. Ведь все заметят, если он застрянет перед этой девушкой. В отчаянии он попытался убедить себя, что это не она, однако не оставалось и тени сомнения.
Он должен ее схватить, выдать. Его наградят. Она сознается. Он заставит ее сознаться.
Диего машинально прошел дальше, увидел уродливое лицо девочки-подростка, потом еще одно, еще одно. Его же девушка не пошевелилась.
Медленным шагом, чтобы унять сердцебиение, он вернулся к своим коллегам.
- Ну?
Голос Рикардо Толедо выдавал тревогу и ярость. Он явно ронял себя в глазах окружающих. Старая настоятельница не сводила с него насмешливого взгляда.
- Ее здесь нет, - объявил Диего, стараясь говорить отчетливо и твердо.
- Вы уверены?
Полицейский уставился на свои ботинки. Малко глядел на него в упор. Он был вне себя от бешенства. Из-за этого полицейского он терпел поражение. Малко был убежден, что Диего Суарес узнал девушку, которую изнасиловал, но боязнь скандала пересилила.
- Да, уверен, господин комиссар.
Шеф столичной гвардии в растерянности повернулся к настоятельнице. Красный, как рак.
- У вас есть список ваших учениц? - с жалким видом проговорил он, чтобы как-то скрыть свое замешательство.
- Конечно, - мягко молвила монахиня. - Могу я отпустить девушек в классы?
Диего Суарес про себя подумал, что по крайней мере одна из них не девушка. Он и сам не понимал, почему он ее не выдал, Ведь она ждала, что он выдаст. Диего прочитал это в ее взоре. Только бы ее не арестовали потом и она не заговорила...
- Вы чем-то озабочены, сеньор Суарес?
Диего вздрогнул. Под взыскующим взглядом золотистых глаз он опустил голову, но потом, встряхнувшись, изобразил на лице улыбку.
- Нет, ничем. Мне так хотелось бы опознать эту девушку. Может, если я подумаю, я что-нибудь вспомню.
Скользкий, как угорь. Малко не стал настаивать.
- Девушки скоро разойдутся по домам? - спросил он.
- Конечно, - почти любезно проговорила мать-настоятельница. - Как всегда; на уик-энд. Правила ордена на них пока не распространяются.
Послушницы покидали двор. Малко и двое его телохранителей откланялись. Мать-настоятельница не прокляла их, хотя вполне могла проклясть. Пока солдаты садились в грузовики, на тротуаре произошла небольшая перепалка. Шеф столичной гвардии, от злости весь фиолетовый, прорычал:
- Ваша информация оказалась неточной. Выставили меня дураком, да вдобавок я чудом избежал отлучения от церкви.
- Очень сожалею, - сказал Малко. - Я бы предпочел, чтобы она оказалась точной.
Он поискал глазами Диего Суареса, но полицейский уже уселся в свой старенький "остин" образца 1945 года и был таков. Малко, распростившись с Рикардо Толедо, забрался в "мустанг" вместе с Крисом и Милтоном. У него опускались руки. И он был страшно зол. Оставался только Фидель Кабреро. Крис Джонс спросил:
- Что же все-таки произошло?
- Диего Суарес солгал, - сказал Малко. - Девушка наверняка была там. Одна из дюжины. Но которая?
Упершись ногами в низкий столик, Крис Джонс с отсутствующим видом поворачивал барабан своего кольта. Милтон играл с ангорской кошечкой. Хуан Эчепаре фотографировал Лауру с подругой, резвившихся на большой круглой кровати. Малко выглядел озабоченным. Невозможно связаться с Фиделем Кабреро до вечера, не подвергая его слишком большому риску. Оставался Диего.