По-прежнему глядя на дорогу перед собой, он передвинул руку повыше. На Линде, как всегда, была мини. Под своими пальцами он чувствовал упругую плоть теплого, выставленного напоказ бедра. Он подвинул руку еще выше, во рту у него пересохло. Внезапно на мостовой показалась яма, и ему пришлось схватить руль двумя руками, чтобы не вылететь на обочину.
Положить руку обратно Фидель не осмелился. Он продолжал вести машину, сжимая руль двумя руками. Включать максимальную скорость ему не хотелось, он боялся вывести из строя мотор.
Фидель покосился на горделиво возвышающуюся грудь Линды.
– Скатаем потом в «Зум-Зум»? – непринужденно предложил он.
В дискотеке они выпьют. Это придаст ему храбрости, да и она раскрепостится. Линда живет в Карраско, так что потом они найдут способ остановиться на одной из тихих улочек. Он задрожал, вспомнив о том, что рассказали ему приятели...
Линда лицемерно вздохнула.
– Я бы не прочь, – сказала она, – но мне завтра очень рано вставать.
Покататься в «порше» приятно. Но в «Зум-Зуме» с парнем, который из-за ноги не может как следует танцевать, весело время не проведешь. Да еще будет лапать тебя, как псих, во время медленных танцев...
– Ну, ненадолго, – не отставал Фидель.
Линда встряхнула белокурыми волосами и обратила на молодого человека свой откровенно порочный взгляд.
– Лучше отвези меня домой, – сказала она. – А по дороге остановимся немного поболтать.
Фидель подумал, что в конце концов он своего добьется. А потом поедет в «Зум-Зум» один. Как обычно. Иногда ему там удавалось заарканить какую-нибудь девицу, желавшую прокатиться в «порше». Он сбавил ход и, убедившись, что на дороге машин нет, развернулся и поехал в Монтевидео.
Ровное гудение мотора было ему как бальзам на душу.
– Прибавь жару, – сказала Линда. – Обожаю скорость.
Она испытывала прямо-таки сексуальное наслаждение, наблюдая, как мелькают за окном деревья прибрежной полосы.
Застонав от боли, Рон Барбер открыл глаза. Засыпая, он прислонился спиной к стене. Прикосновение цементной стены к живой плоти было ужасным. Вот уже двадцать четыре часа его били приводным ремнем. И задавали один и тот же вопрос:
– Кто предатель?
Удары сыпались по телу, по лицу, молодые серьезного вида тупамарос били без ненависти и без спешки. И без перерыва. Он спал не больше четырех часов.
Щелкнул замок. За ним пришли для нового сеанса. Чтобы показать им, что он не сломлен, Барбер встал сам. Но внутри он весь трепетал... Сколько он еще протянет? У него отобрали часы, и он потерял ощущение времени.
Голая лампочка горела все время, и Барбер не знал, день сейчас или ночь за пределами народной тюрьмы...
Студент в очках вывел его из камеры. Рон с трудом держался на ногах.
– Поднимайся.
Рон Барбер неловко полез по лестнице. Сопротивляться бессмысленно. Надо беречь силы, чтобы выстоять и не выдать осведомителя. Барбер никогда бы не подумал, что ему до такой степени будет неловко быть голым перед другими мужчинами.
Он чувствовал слабость, у него кружилась голова. Что предпринимается для его спасения? Он знал, как неумело действует уругвайская полиция. А Хуану Эчепаре только бы девок фотографировать. Он слишком труслив, чтобы отважиться на решительный шаг. Оставались только друзья в американских спецслужбах, которые сидят сейчас в Вашингтоне. Они, возможно, не дадут ему погибнуть. Образ Морин возник перед его глазами, но он его тут же отогнал.
Для воспоминаний время было неподходящее. Барбера вытащили из его дыры не для милой беседы. Барбер вылез в погреб. Он узнал одного из боевиков, который его уже пытал. Худой, с выступающими зубами и печальной улыбкой. По виду индус. Боевик кивнул на старый матрас, покрывавший металлическую сетку.
– Ложись сверху, – сказал индус.
Рон Барбер подчинился, и его тело тут же пробрала дрожь. Матрас был мокрый. Барбер догадался, что его ждет. Мысли его смешались, комок тревоги подступил к горлу.
Боевик в очках подошел к нему с капюшоном из грубой ткани, завязанным веревкой. Он грубо натянул его на голову Рону Барберу и стянул веревку вокруг шеи. Американец почувствовал, что задыхается: капюшон тоже был мокрый.
Делали это не для того, чтобы он не мог определить, кто его пытает. Просто психологически вынести пытку в этом случае труднее... Дуло пистолета ткнулось ему в затылок, наручники с него сняли.
– Лежи, не шевелись, гринго, – приказал боевик.
Барбер и не собирался вставать. Куда бы он пошел? Они сдавили ему запястья и лодыжки мокрыми тряпками. Теперь с расставленными руками и ногами он лежал на спине прямо на матрасе. Барбер пытался дышать под капюшоном равномерно, но сердце в его груди отчаянно колотилось. Он слышал, что суетятся вокруг него двое. На долю секунды его посетило видение. Почти такая же сцена, но это он в костюме и галстуке стоял над человеком, лежавшим в таком же положении, как он сейчас. Над боевиком. Потом этот человек умер. Повесился в камере полицейского управления.
– Где электрод? – спросил спокойный голос.
Как если бы он спросил «где сигареты?». Сердце у американца забилось еще сильнее. Электрод – самое главное при пытках током. Американский способ, завезенный в Уругвай.
Но ничего не происходило. Не будь капюшона, Рон Барбер закричал бы им, чтобы начинали. И в то же время он знал, что его ждут ужасные мучения. Он крепкий мужчина, и пытка током может продолжаться до бесконечности, если только он не умрет.
Хлопнула дверь. Рои услышал женский голос и тотчас его узнал. Голос его молодой похитительницы. Последовали шелест, шуршание, и снова голос девушки совсем рядом с его ухом:
– Кто давал тебе сведения, гринго?
Удивившись, Рон ответил не сразу.
– Никто никаких сведений мне не давал. Раздался раздраженный вздох.
– Дурак! Ты все равно заговоришь. Ты сойдешь с ума. И тебе не дадут покончить с собой.
Внезапно Рон Барбер изогнулся дугой. Ему на запястье, прямо на мокрую тряпку, поставили электрод. Он застонал, закорчился. Боль была жуткая. Не знавшая жалости девушка повела электрод выше по руке. Барбер чувствовал, как круглый шарик бежит у него по коже, вызывая ужасные, нечеловеческие мучения. Он что было мочи сжимал зубы, лишь бы не закричать, лишь бы выдержать.
Боль прекратилась сразу. Он был весь в поту.
– Все еще не хочешь сказать, кто? – спросил нежный беспощадный голос. – Зря ты... Девушка наклонилась над ним.
– После того, как я кончу тебя допрашивать, ты уже никогда не сможешь спать с женщиной.
Профессиональным движением врача девушка взяла в руки член.
Прошло несколько секунд, продлившихся, как целая вечность. Наконец электрод вошел в соприкосновение с нежной плотью. Девушка прикрепила его твердой рукой.
Рон подумал, что он сейчас взорвется. Он завопил что было сил, так, что, казалось, порвутся голосовые связки, дело зашлось в судорогах, изо рта под капюшоном потекла слюна, глаза закатились.
У него было такое впечатление, что низ живота разорвался надвое, что из него вытягивают внутренности. Что внизу у него одна отверстая рана. Боль была такая невыносимая, что теперь он не мог даже кричать.
Невозможно сказать, сколько это длилось.
Когда он пришел в себя, нежный голос прошептал ему в ухо:
– Совсем как в полицейском управлении, правда? Я не перестану, пока ты не заговоришь. Хоть сдохни.
Она распорядилась снова намочить высохшие тряпки, чтобы лучше проходил ток. Рон весь дрожал с головы до ног и ничего не мог с собой поделать. Ему казалось, что его член превратился в обугленный кусок дерева.
– Жаль твою жену, – заметила девушка. – Ей придется подыскать себе любовника.
Рон надеялся, что передышка продлится чуть дольше. Однако электрод тут же очутился на его груди, там, где сердце. Барбер открыл рот, но ни единого звука не сорвалось с его губ. Сердце словно росло, заполняя всю грудь, кровь душила Барбера, он умирал.