У Фролыча не было ничего, даже документов. Он медленно умирал, больница отказалась обслуживать бомжа. Отец ждал, пока тот откинется, чтобы продать квартиру – акция сделала свое дело, отшумела и затихла. Больше Фролыч ему не был нужен.
Назарий это знал. И почти против своей воли брал ключи и уходил втихаря в эту квартиру. Ему очень хотелось, чтобы Фролыч выжил вопреки всему и позлил этим отца. Ведь он был еще совсем молодым, но в то же время по-стариковски застылым, обездоленным. Он почти сразу так и представился – Фролыч. Назарию это понравилось. Эта кличка сделала страшного, на первый взгляд, человека каким-то домашним и даже милым.
Назарий подавал ему еду, приносил таз с водой, чтобы тот мог умыться, и чтобы эти страшные раны поскорее зажили. А сам садился рядом с ним на кровать и подолгу рассказывал обо всем – о школьных делах, маленьких радостях, смешных событиях, про Олега и их нерушимую дружбу, о том, как ему несправедливо поставили двойку… Много всего говорил. Только об отце не говорил ничего, будто его и не существовало.
В эти минуты отцовский гнет его не беспокоил. Он казался таким далеким и чужим, что на душе становилось легко и привольно. Назарий по детской наивности позволял себе помечтать, что на самом деле это его дом, а Фролыч – не чужой человек, а самый настоящий папа, спокойный и совсем не злой. Что он просто попал в какую-то передрягу, выбрался из нее героем и остался со всеми этими шрамами, которыми можно только гордиться – а как же иначе? Назарий охотно проводил с ним все свободное время, делал здесь уроки, слушал пояснения Фролыча, который, должно быть, образцово учился в школе и мог помочь по любому предмету. Назарий часто сидел, прижавшись к его плечу, и подолгу слушал то, что он говорит своим хриплым глубоким голосом. И поражался, почему все люди не могут быть нормальными, хотя бы просто не кричать, а объяснять то, что не понятно.
Назарий все больше и больше не хотел, чтобы тот умирал. Да что там, ему становилось тоскливо, страшно и одиноко от одной только мысли…
И Фролыч не умер.
Отец рвал и метал, когда тот пошел на поправку. Грозился, что больше не будет снабжать его продуктами или попросту выгонит. У Назария все холодело внутри от его слов. Но потом отец узнал о Фролыче нечто, из-за чего вмиг передумал от него избавляться.
Что отец сделал дальше, страшно и говорить. Стыдно, мучительно стыдно иметь такого отца. Об этом знал только Назарий и Олег, которого он посвящал во все дела. Они вместе долгое время продумывали план спасения для теперь уже их общего старшего друга, но за последний год на Олега навалилось так много всего, что Назарий остался один на один с этой проблемой.
***
Не удивительно, что Фролыч не отдыхает. Он сидит в большой комнате и творит.
Назарий останавливается на пороге, глядя на привычный ему процесс. Нет, так продолжаться дальше не может.
Отрешенный взгляд Фролыча обычно направлен внутрь себя. Но когда он работает, его взгляд становится диким, единственная левая рука с пальцами безудержно двигается, волосы взметаются от резких движений. Именно в эти минуты он живой, настоящий. И сейчас он словно вырывает из души окровавленные куски своего прошлого. Он становится как будто бы счастлив, хотя, на первый взгляд, это невозможно…
А потом его труды отдаются на суд людям, которые уважают мастера, восхищаются глубиной его мысли, виденья, его талантом… но да что в этом толку. Ведь Фролыч не слышит всех этих восторженных слов, не видит сияющих глаз. А деньги, колоссальные заслуженные деньги забирает себе негодный человек и имеет наглость раздуваться от гордости, что получил легкую наживу.
Назарий от бессильной злости стискивает зубы.
– И как тебе до сих пор не опротивело то, что ты делаешь? – он подходит ближе, разглядывая новое творение.
Тот только хмыкает в ответ, не прерываясь.
– Это не ответ, – Назарий решает на этот раз поговорить с ним серьезно о его положении.
– В этом вся моя жизнь, – цедит тот с явной неохотой вообще с кем-либо говорить. – Кому как тебе не знать.
Назарий с трудом давит возмущение.
– Ты бы мог получать за свою работу намного больше, чем те копейки, которые тебе отслюнивает мой отец.
– Не думал об этом, – отмахивается тот.
– Да ты просто раб! – говорит Назарий и сам же пугается этих слов. Внутри что-то больно сжимается от того, что это правда, и ничего нельзя с этим поделать. Совсем не так собирался он с ним говорить. Наверное, это от злости на отца вырвалось и от того, что Фролыч даже не пытается бороться.
– Меня все устраивает, – тот подтверждает его опасения.
– Да что-то слабо верится, – вздыхает Назарий, берет стул и садится напротив. – Папаша вообще собрался тебя выгнать из квартиры и ничего не оставить даже из того, что твое по праву. Я не хотел тебе говорить, но…