- Почти? - губы мадам тронула легкая усмешка.
Великолепного рисунка губы. Как на портрете.
- Вас следует бояться. Чтобы покарать одного, вы играли пятью жизнями, включая свою.
- Но играла честно. Я ведь запросто могла не брать сахар, вы понимаете, сударь. И потом, я не знала, что будут гости, а князь сердился на Николя и не угощал его кофеем. Я полагала, что пить его будем только мы с князем. Только наши с ним жизни, понимаете? Один раз так и получилось, но никому из нас не достался отравленный кусочек. А теперь... Я счастлива, слышите. Справедливость свершилась. И как свершилась! Нас было пятеро, но жребий пал на него. И вы считаете меня виноватой? Не надо меня бояться. Так искушать судьбу можно только раз в жизни!
Ни тени раскаяния, ни страха, ни даже неуверенности не было на ее лице.
- Я вам все расскажу, послушайте.
- Мечтаю об этом, мадам, - Жилин присел на стул напротив Полин, оставаясь настороже - мало ли что выкинет дамочка.
Полин отложила книгу, и помолчала немного, сжимая руки. Жилин не торопил.
- Мне тогда не было и шести лет, - заговорила она, наконец. - Отец был в отъезде, мы жили вдвоем с матерью. Хотя, нет, не совсем вдвоем, только что родился маленький брат. Однажды... Помню, ночь была жаркая, и я вышла попить воды. В сенях воды не было, я выбежала во двор, чтобы попить из бочки за избой. И увидела, как в ворота вошли люди, двое. Я испугалась, затаилась, боялась дышать, а люди эти вошли в избу. Мама крикнула, но тут же замолчала. Потом я увидела, как ее вынесли, бесчувственную, как мешок с травой, и слышала голос барина. А маму нес Васька-псарь, я его узнала, он с барином все на охоту ездил. Когда они ушли, я в избу зашла, лучину засветила, чтобы посмотреть на маленького братика, а это вовсе был не он. В люльке другой ребенок лежал, мертвый. Помню, как я потом к бабушке бежала на другой конец села, как говорить не могла, а когда рассказала, она не верила все, и говорила - молчи, молчи... На другой день маму нашли в речке. А бабушка мне все твердила - молчи! Когда отец вернулся, нас вскоре продали, разным хозяевам. Ни его я больше не видела, ни бабушку. Мой новый барин - он веселый был, добрый, меня к его дочке определили. Мы сразу в Париж уехали. Потом меня стали учить вместе с барышней. Барышня была болезненная, слабенькая, а у меня все легко получалось. А когда мне исполнилось семнадцать лет, месье Жако, часовых дел мастер, полюбил меня и попросил у барина моей руки. И тот сразу подписал вольную. Я вечно буду ему благодарна. Когда мой муж умер, я приехала в Россию, чтобы работать гувернанткой, и в глубине души я мечтала вернуться сюда, увидеть все это... Так и случилось. Через два года меня рекомендовали Заступиным. Я увидела могилы мамы, бабушки. С братом познакомилась. Я давно знала, кто мой брат. И каждый день думала о том, что убийца моей матери должен быть наказан. Яд я привезла с собой, его было чуть-чуть. Только для одного. А теперь... Мою мать похоронили без отпевания, хоть она не была самоубийцей. Если бы князь получил той же монетой - о большем и мечтать нельзя.
- Глупая девчонка, - покачал головой Жилин. - Мечтай лучше вернуться к своей дочери. Если бы не злодейство князя, кем бы ты была сейчас? Его дворовой девкой?
- Не спорю. Но он убийца.
- Справедливость, хорошо. Зато братца своего ты чуть под монастырь не подвела, Пелагея Макаровна. Полиция еще расследование не окончила, есть опасность, что его обвинят. Что делать будем?
- Если вдруг вы решите не сдавать меня полиции, месье, мы будем надеяться на лучшее, - и Полин впервые еле заметно улыбнулась.
Хитра девка. Поняла уже, что не станет он ее сдавать. Просто не хочет. Жалко стало эту дуру, а покойного князя отчего-то жалеть не получалось, и все тут. Жилин теперь не при должности, мог следовать желаниям, а не только букве закона. Однако не подстраховаться не смог, натура не позволила.
- Возьмите бумагу, мадам, и напишите. На всякий случай. Письмо на мое имя, с признанием, как вы отравили князя, и почему. Про свое родство с Николаем Петровичем писать не надо, я думаю. Пощадите чувства княгини.
- Как угодно, - не стала спорить Полин Жако, и через некоторое время протянула Жилину исписанный листок.
Он пробежал письмо глазами, довольно улыбнулся.