– Вы позволите задать вам вопрос?
И он поднял на меня детские зеленые глаза в сеточках морщин и сказал по-русски устало и доброжелательно:
– Задавайте, сестра.
Прост, подумала я, абсолютно в образе. Сестра – в каком смысле?
И с трудом проговорила:
– Вот вы в ваших… сочинениях неоднократно высказываетесь против права человека на самоубийство.
– Это не я, голубчик, – мягко возразил он, – я лишь повторяю один из запретов нашей с вами веры.
– Положим… и все-таки большинство населения планеты знакомо с некоторыми постулатами нашей веры в вашей… э-э… интерпретации… Так вот, не кажется ли вам, что в жизни человека бывают минуты, когда наиболее достойным выходом…
И тут истошно заголосил петух в живом уголке за поворотом горки.
– Вы правы, – сказал он спокойно и грустно.
Я обратила внимание, что длинные его рыжеватые волосы спутаны и откровенно грязны. Сухая пыльная кожа лица и рук была сероватого оттенка. Ну да, подумала я, он же сидит здесь около сорока дней. Вот почему никак не прольются дожди…
Предложить ему подняться со мной в город, вымыться, поесть? Я судорожно стала вспоминать – найдется ли что-то в холодильнике. Неважно, уж яичницу бы с колбаской зажарила. Но во всей его позе было нечто незыблемое, извлеченное, так сказать, из просторов вечности. Я заробела.
– Да, вы правы, – повторил он. – Бывают ситуации, из которых самый достойный выход – самоубийство. Куда дальше ходить – вот я. Если б знал, что из всего этого выйдет!.. Да, – он встрепенулся, – тогда эта легенда об Иегуде Иш-Крайоте – не перевертыш ли, по Фрейду, моей собственной посмертной тоски и сожаления?.. Воистину говорю вам: отношения со своим возлюбленным народом выясняйте при жизни. А не сможете – повесьтесь. Только вслух об этом – нельзя.
– А… как же?
– А молча, – сказал он. – По молчаливому уговору. Если совсем приперло. Но помните: вслух – ни слова!
И опять проорал петух из живого уголка, и вопль его растаял в ущелье.
– Благодарю вас, – растроганно сказала я и двинулась дальше, но, пройдя шагов десять, вернулась.
Он сидел, все так же понуро уставясь в землю, на грязные босые ноги, и когда я вновь заговорила, с такой же смиренной готовностью поднял голову.
– Знаете, я тут немного пишу… – пробормотала я в сильном возбуждении, проводя наждачным языком по нёбу пересохшего рта, – и хотела бы кое-какие ваши высказывания взять в качестве эпиграфа, если вы не возражаете.
– Берите, – разрешил он вяло.
– Но… можно ли на вас сослаться?
– Да ради Бога! – отмахнулся он.
– А… как же… как писать?
– А так и пишите, – сказал он. – «Иисус Христос. В личной беседе».
Я молча кивнула, попятилась и пошла, и пошла под надсадный крик петуха, и была разбужена ласковым и страшным окликом Альфонсо.
Рыцарь Альфонсо Человечный, осклабившись, хищно выглядывал своего провинившегося холопа. Впрочем, меня трудно взять голыми руками. Я уже знала его слабое место – нежно пульсирующую глупость самовлюбленного моллюска в красивой твердой оболочке раковины.
– Ты хотела предложить что-то по этому вопросу?
– Да! – сказала я, не представляя ни в малейшей степени, о чем у них тут шла речь. – Я давно уже предлагаю открыть при Матнасе пункт психологической помощи потенциальным самоубийцам.
– Помощи в осуществлении? – спросил Люсио, подмигивая.
– В предотвращении, – сухо ответила я. И проснулась окончательно.
Часть вторая
Актерам и всем тем, кто отдает себя в собственность толпы, не к кому взывать, как только к тени обидчика.
Глава десятая
В джостре… задача состоит в том, чтобы выбить противника из седла.
Время от времени, как истинный рыцарь, Альфонсо предпринимал крестовый поход против кого-то из членов муниципалитета. Ко времени моего появления в замке была уже закончена главная война Алой и Белой розы – двухлетняя тяжба Альфонсо с отделом городского просвещения за обладание бассейном и двумя спортивными залами.
Война закончилась полной победой рыцаря Альфонсо: бассейн и спортивные залы перешли в ведение Матнаса. Очевидно, в верхах, в Управлении Матнасами, у Альфонсо и вправду, как говорила Таисья, была «спина».
Как истинный рыцарь, Альфонсо рвался к расширению своих владений. Так, на период моего гостевания в замке он явно готовился к двум крупным походам – завоеванию ущелья с живым уголком и захвату территории монастыря Мартириус.