Надо ли говорить, что прежде Анри и близко к этой лестнице не появлялся. Обычно по ней лишь высшие чиновники ходили. Простые смертные, которым требовалось попасть вниз или вверх, теснились на боковых лестницах в восточном и западном флигелях.
И вот стражники расступились, салютуя алебардами, и Робард зашагал вверх по ступеням. Анри держался по возможности ближе к нему, лишь разогнулся немного, услышав, как один алебардщик шепнул другому:
– Что еще за горбуна секретарь с собой притащил?..
Робард тоже это услышал. Придержав шаг, он покосился на Анри – на него, а не на стражника, ведь поборники являлись самыми доверенными и ценными людьми в кардинальской свите. Покачав головой, пошел дальше.
Делать нечего, Анри выпрямился во весь рост, да таким резким движением, что чуть не полетел со ступенек. И последовал за Робардом, только мышцы в шее напряглись – он держал голову высоко, борясь с отчаянным стремлением съежиться, стать мишенью поменьше. Четверо старших братьев его давно к этому приучили. Похоже, для внешнего мира требовалась иная стратегия…
Пока он старался успокоиться, они достигли третьего этажа и проследовали через несколько просторных, роскошно обставленных комнат. Повсюду толпились служащие кардинала, сплошь более значительные и лучше одетые, чем Анри, а также просители, слишком важные, чтобы ожидать аудиенции внизу. Некоторые пытались перехватить Робарда, но он лишь отмахивался и шагал дальше. И все они смотрели на Анри, как на бродячую собачонку, непонятно как увязавшуюся за секретарем.
Наконец Робард остановился перед двустворчатыми резными дверьми в дальнем конце высокой сводчатой комнаты. Вдоль стен замерла в ожидании дюжина писцов, каждый с висящей на шейной цепочке переносной дощечкой для письма, чтобы можно было приступить к работе в любом месте и в любой час. Двое из двенадцати усердно писали, а результатов их труда ждали посыльные – юноши и девушки, готовые тотчас мчаться с запиской. Остальные стояли в различных позах, но все имели вид людей, привыкших к периодам долгого ожидания, перемежаемым лихорадочной деятельностью.
Резные двери охранялись парой поборников в формах, но без кирас, при шпагах и пистолетах за поясами.
– В первый раз на прием к ее высокопреосвященству, – указывая на Анри, сказал Робард.
Стражи выдвинулись вперед. Мужчина взял запястья Анри и заставил поднять руки. Юноша подчинился, и женщина его обыскала. Сильные пальцы начали с задников башмаков и отправились вверх. Анри вздрогнул, поежился – ощупывания не избегли ни ягодицы, ни пах. Руки стражницы проникли под камзол, под рубашку… не особенно чистую, ведь камзол ее прикрывал… пробежались по шее и, как гребнем, взъерошили волосы до самой макушки.
– Оружия нет, – завершила обыск стражница. – Икон тоже.
– В волосах-то что могло оказаться? – спросил Анри и тотчас пожалел, что раскрыл рот.
– Удавка, к примеру, – ответила женщина.
Анри кое-как изобразил улыбку. Охранница не улыбнулась в ответ.
Робард постучал в дверь.
– Входи.
Робард распахнул двери и вошел. Анри нервно сглотнул, замешкавшись на пороге. Стражница подтолкнула его в спину, шепнув:
– Вперед! Она не ест на завтрак тощих писцов!
Анри практически ввалился в комнату, сумев на лету превратить свое почти падение в пусть неуклюжий, но весьма прочувствованный поклон: припал на колено, склонив голову почти до пола. И принялся изучать узор на толстом ковре, с перепугу не способный ничего другого увидеть, а тем более понять.
– Итак, Робард, кого ты мне привел? Не припоминаю, чтобы видела его прежде среди своих писцов…
Анри отважился чуть приподнять голову, но не взгляд. Сперва он различил богато расписанные стены, резные, красного дерева ножки нескольких кресел и камин с уложенными дровами, но незажженный – было лето, день стоял теплый, – наконец, письменный стол в углу. Тот самый, знаменитый, инкрустированный слоновой костью кардинальский письменный стол (недруги утверждали, будто кость была человеческая). Трепеща, Анри еще чуть-чуть приподнял глаза… и узрел ее.
Кардинал Дюплесси была выше и худее Анри и состояла, похоже, из одних длинных костей. Она показалась ему невероятно рослой: стоя возле стола, ее высокопреосвященство возложила на костяную поверхность изящную руку в кольцах с иконами. На ней было пурпурное платье, перехваченное золотым поясом. С пояса свисала икона, тотчас приковавшая все внимание юноши, да и кто бы не вгляделся в нее! Она обладала размерами не более трех дюймов на два… простая раскрашенная деревяшка. Ни яхонтов, ни жемчуга, ни позолоты. Ни оклада, ни драгоценных украшений по краю. А изображала она… Анри сморгнул, глаза заслезились. Он смотрел прямо на икону, но взгляда почему-то сосредоточить не мог. Там, конечно, находился лик, но запомнить его не удавалось. И нимб ярче солнца… как вообще возможно нарисовать подобное?