Как ни трудно в это поверить, Татьяниному горе-хранителю удалось превзойти в пробивании очередного дна даже карающий меч. Этот обратился ко мне с вопросом о том — ни много, ни мало — как представители нашего течения меняют внешность при отправке на землю и во время пребывания на ней — и сделал это буквально за несколько минут до моей новой попытки телепортироваться именно туда, когда у меня уже все тело почти вибрировало в уверенности, что на этот раз у меня все получится.
Оставим в стороне тот момент, что столь прямолинейно выпытывать профессиональные навыки противоположного течения является верхом бестактности.
Оставим там же полное отсутствие воображения, необходимое для подобного навыка, у всей хранительской братии — что этот ярчайший ее представитель продемонстрировал самым убедительным образом, когда я обучал его создавать и ставить мысленный блок.
Составил этим двум аргументам компанию не менее очевидной факт — попасть на землю, где можно было бы воспользоваться этим навыком, ни у Татьяны, ни у ее горе-хранителя не было ни малейшей возможности.
Из чего следовал один-единственный вывод: они решили попрактиковаться в этом искусстве в своем отдельном помещении, любезно предоставленном им Гением, в свободное от офиса время, недоступное ни одному другому их сослуживцу — и, вне всякого сомнения, чтобы придать новую остроту слегка приевшемуся уединению.
И это в тот момент, когда ситуация на земле, где находится их сын, стремительно приближается к критической.
Памятуя ту дичайшую кубическую мазню, в которую облек, в конечном счете, свой блок горе-хранитель, я не смог отказать себе в удовольствии описать ему процесс перемены внешности как акт живописи — и намекнуть, что делать это можно и нужно, исходя из не всегда выставленных напоказ внутренних желаний партнера. Что-то подсказывало мне, что даже если он угадает Татьянины правильно, то изобразит их в таком виде, что их уединение мгновенно сделается обоюдоострым.
Его откровенно пришибленный вид некоторое время спустя — так же, как гримаса недовольства и разочарования, мелькающая на лице Татьяны — только подтвердили мое предположение. Впрочем, наслаждался я ими недолго — мне позвонила Марина.
Глава 20.18
Случилось это во время перерыва и в первый момент ввергло меня в настоящую панику — ведь Гений сам открыто признавал, что наши оппоненты весьма сведущи в провокациях и ударах из-за угла, отчего же он был так беспечен в организации ее охраны?
— Извините, — бросил я своим сослуживцам, поднимаясь из кресла, — забыл важный документ передать.
Быстро спускаясь со второго этажа, я, впрочем, взял себя в руки — если Марина звонит сама, значит, ничего действительно пугающего еще не произошло.
Ее первые же слова заставили меня усомниться в этом. Даже не потрудившись начать с общепринятых формул вежливости, она принялась сыпать оскорблениями в адрес Гения — вперемешку с вопросами, куда он исчез. Я усмехнулся и нахмурился одновременно: как и следовало ожидать, ему удалось задеть в ней чувствительную струнку прямо на той единственной встрече — но его длительное, хотя и вынужденное, отсутствие с тех пор уже не только начало ослаблять тот эффект, но и вызвало в Марине столь свойственное ей резкое противодействие даже самому легкому и неотразимому постороннему воздействию.
Я буквально физически ощутил возложенное на меня доверие Гения в отношении всех его контактов и их действий. Более того, я добавил в их список новый пункт — и сделал это, в отличие от моего отношения ко всем остальным, с удовольствием. Я не был настолько самонадеян, чтобы попытаться заменить Гения в поистине героическом подвиге возвращения ему Марины — но я мог хоть немного облегчить ему его.
В самых мягких выражениях — памятуя о всех немыслимых пытках, которым ее подвергли светлоликие палачи — я объяснил ей, что она пока еще не знает, кто он, как много он сделал для земли, насколько важно сейчас его появление на ней, и под конец попросил ее просто дождаться его возвращения, потому что только он — и никто, кроме него — может помочь ей увидеть и землю, и себя на ней в истинном свете.
Вряд ли кто-либо, знающий Марину, удивится тому, что она фыркнула мне в ответ — но с намного меньшим, чем обычно раздражением. Скрестив пальцы, я понадеялся, что брошенное мной зерно не пропадет втуне. И решил в свой ближайший визит в нашу цитадель выяснить у моей дочери, удалось ли им с юным стоиком найти какую-нибудь псевдо-угрозу — необходимость укрепить охрану одновременно и их самих, и Марины несомненно должна была увеличить мои шансы телепортироваться на землю.
Моя дочь набрала меня сама.
С известием, что им нужна помощь.
И необходимость дополнительного присутствия на земле стала очевидной.
Только не моего.
Мой телефон подал вибросигнал как раз, когда я отправлялся с очередным докладом в нашу цитадель. Мы с моей дочерью уже давно условились, что в случае необходимости она будет звонить мне именно в дни и примерное время моих визитов туда, чтобы не вызывать ненужных вопросов, в первую очередь, у подкидыша. За исключением случаев крайней необходимости, разумеется.
Значит, пока ничего экстраординарного не случилось, с облегчением подумал я, вынимая из кармана телефон, на экране которого высветился один короткий вопрос: «Говорить можешь?». «Наберу через пять минут», — ответил я таким же сообщением, и мгновенно телепортировался в нашу цитадель.
Там я сразу же направился в апартаменты Гения — время моего доклада главе не было точно оговорено, и мне и раньше случалось немного задержаться с ним.
— Все в порядке? — спросил я первым делом, как только моя дочь сняла трубку.
— Нормально, — почувствовав, очевидно, мое напряжение, успокоила она меня. — Мы придумали — насчет оснований.
— Говори, — обратился я весь в слух.
— Олегу нужен хранитель, — торжественно объявила мне она.
— Какое отношение имеет Олег к нашему разговору? — недоуменно поинтересовался я.
— Мы уже давно обсуждали, — объяснила моя дочь, — что возле нас с Игорем и Аленкой куча ваших крутится, а Олег — один без прикрытия. Аленка уже с Тошей поговорила, но у него — как мы и ожидали — ничего не вышло.
— Дара, ты же обещала! — потрясло меня нарушение моей дочерью данного слова.
— И так все и сделала! — горячо отвергла она мои сомнения в ней. — Мы только с Игорем все придумали. Потом он осторожно, между делом, выпытал у Анатолия, как у них хранителя к людям приставляют. Оказалось, что человека сначала через сито в несколько слоев просеивают, и только потом — если он всем подошел — его данные хранителям отправляют. А те еще и конкурс среди своих устраивают — одним словом, та еще волокита.
— Почему-то меня это не удивляет, — не удержался я от сарказма.
— Ну вот, — хмыкнула и моя дочь, — потом я просто подумала в Аленкином присутствии, что несправедливо ведь: чем он хуже нас — могли бы и ему личного ангела прислать, и она сразу к Тоше рванула. Тот сначала сказал, что без проблем, а сегодня признался, что не получилось.
— Дара, это совершенно типичная история у светлых, — привлек я лишний раз ее внимание к неизменной неповоротливости и заносчивости правящего течения. — Нужно всегда держать это в памяти при общении с ними — но как это связано к нашим с тобой договорам?
— А кто сказал, — вкрадчиво замурлыкала моя дочь, — что хранитель обязательно светлым должен быть? Или ты тоже не сможешь?
Признаюсь со всей откровенностью, это «тоже» задело меня до самой глубины души. Поставить меня на одну доску с недалекими, но хвастливыми хранителями, да еще и устами моей дочери — это было просто невыносимо. По всей видимости, подошло время представить ей еще один пример оперативности и ответственности, являющихся неотъемлемой чертой нашего течения, особенно в свете того факта, что Гений — ярчайший его представитель! — словно предугадал такой поворот событий и оставил мне необходимые для его разрешения средства.